Плоть и серебро - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Барнс cтр.№ 62

Марши снова сел, задумавшись над мотивами Кулака.

В этом деле у него что-то поставлено на карту. Причем участвует станция Боза. Он чего-то хочет. Но прямо он этого не скажет. Ему надо сделать из этого игру…

Марши сидел совершенно неподвижно, ощущая, но не видя ясно форму элемента мозаики у себя в руке. Он снова перебирал все, что говорил Кулак, в поисках ключа.

Трудность. Награда. Достижение. Успех.

Он не может не играть в смертельные шахматы людскими жизнями. До моего появления он выиграл партию на Ананке. Он мог бы жить как король, но вел вместо этого жизнь почти монашескую. Почему?

Потому что выигрыш для него ничего не значит?

Потому что важна только игра?

Потому что… только игра и реальна?

Все это казалось близко к истине, но не точно. Потом вдруг в мозгу все повернулось и встало на место, приобретя новую форму и смысл.

Потому что он только и бывает реальным — только и живет — когда играет?

Слишком причудливо, чтобы так было, но ведь и сам этот человек таков. Марши не стал отвергать идею с порога, а воспользовался ею как лупой, чтобы рассмотреть ситуацию.

Сразу несколько моментов стали видны в ясном фокусе. Так, например, сразу после свержения Кулака Марши поместил его в поле сна. Это должно было замедлить до некоторой степени прогресс болезни. Но так не случилось. Наоборот, состояние пациента очень быстро стало терминальным. Но потом вышло на плато, когда Кулак впервые был пробужден здесь, на корабле.

Когда начал играть со мной в игры. Как будто это питает его, дает смысл продолжать жить.

Марши задумчиво прищурился. Как это он говорил?

«Даже любовь. Я люблю жизнь, когда она дает мне в руки сладкое сырье возможностей».

Да, по это было еще не все. Он сразу же добавил:

«Ив ваши руки она тоже положила кое-что сладкое».

Так какие же у меня на руках карты? Может, двойки и джокеры, но уж точно не тузы.

Через секунду Марши откинулся на стуле и про себя засмеялся. Игра все еще оставалась загадкой, зато он начинал понимать, каким должен быть его следующий ход.

Если у тебя нет ничего, кроме джокеров, то именно ими тебе придется играть.

Марши просиял, глядя на своего мрачного пациента и пассажира. Стаканчик приятного теплого скотча уютно устроился у него в животе и проявлялся в дыхании. Второй был тщательно разлит по одежде. Его дразнящий аромат ощущался при каждом вдохе. Легкое трепетание ноздрей Кулака сказало, что он тоже слышит этот запах.

В одной руке у Марши был стакан, в другой бутылка.

Ухмыляясь, будто голова полна веселящего газа, и ничего не говоря, Марши отставил стакан в сторону и приступил к работе.

Сперва он поставил бутылку рядом с бутылкой физраствора в диспенсере медкойки — точно такую же, только янтарного цвета. Прикосновение к панели наполнило питьевую трубку жидким золотом. Потом он присоединил трубку к мундштуку, до которого Кулак мог дотянуться поворотом головы.

— Готово! — объявил он жизнерадостно, когда выпрямился. — Глотните, старина! — Он взял свой стакан и приподнял. — Будьте общительны. У нас счастливый час, и я угощаю.

Кулак наблюдал за всем этим процессом с каменным лицом и не говоря ни слова.

— Что это? — прохрипел он.

— Фебанский скотч. — Марши пожал плечами. — Не так хорош, как выпивка, которую вы прятали у себя на Ананке, но несравненно лучше переработанной мочи, которую вливает вам этот диспенсер.

Гнойного цвета глаза Кулака оценивающие прищурились.

— Почему?

— Ну, видите ли, во-первых, это настоящий солод, и выдержан в настоящих деревянных бочках, доставленных аж с самой Земли. Во-вторых…

— Тихо! — прошипел старик. — Я спрашиваю, почему… вы мне… это принесли.

— Извините. — Марши отпил глоток, причмокну, губами. — Я хотел, чтобы вы мне помогли отпраздновать великий день, когда я бросил бросать пить.

Медленно опустились и поднялись веки — информация воспринята и обработана.

— Почему вы решили… снова стать… никчемным пьяницей?

— Такой талант, как мой, нельзя губить зазря, — ответил Марши, хихикнув.

Кулак смотрел на него в упор.

— Ваши шутки… забавляют… только вас. Или вы боитесь… мне сказать?

Марши пожал плечами, улыбка его скривилась в гримасу.

— Может быть. Не знаю. — Он дернул подбородком в сторону Кулака. — Вы такой ужасно умный, может, вы мне скажете?

— Все… — шепнул Кулак. — Все распадается.

Марши уронил голову на грудь.

— Да, вы правы. Джон Хален не может расколоть ваши файлы, а я не могу расколоть вас. Ночью звонил Сал Бофанза. Он в бегах. Медуправление хочет прибрать к рукам институт и наштамповать нас побольше. Они еще что-то задумали, и я понятия не имею что. Ангел начала вести себя странно, и я тут ни черта не могу поделать.

Он моргнул и присосался к стакану.

— И выдержать жизнь на графике я не могу, по крайней мере в трезвом виде. У меня с души воротит, когда я не понимаю, что творится, и я устал биться головой о стену, об этом беспокоясь.

Резкое пожатие плеч.

— Так и хрен с ним! Мне на все плевать. Я уже был пьяницей, и это совсем неплохая жизнь. Все куда проще и куда легче принимается. Я так думаю, что если не можешь вылечить болезнь, снимай симптомы. Медикаментозно.

Он показал на питьевую трубку.

— А вы тоже можете принять дозу, старина. Вы уже одной ногой в могиле, а другой на банановой корке. Так чего вы не хотите со мной выпить? Неудача любит компанию.

Кулак игнорировал предложение.

— Вы только осаждены… не разбиты. Сдаваться… преждевременно. Выход может быть… прямо перед вами.

Марши хихикнул и поднял стакан.

— А как же. Вот он. — Еще глоток. — И вкус у этого выхода приятный.

— Нет! — проскрежетал старик, нетерпеливо тряхнув головой. — У каждой темной тучи… есть серебряная изнанка.

Марши зареготал.

— Ага! Как это там? «Темнее всего всегда перед рассветом».

Глаза Кулака полыхнули злобой.

— Не стройте… дурачка! Слушайте меня… внимательно. У каждой темной тучи… есть серебряная изнанка! — Он судорожно вдохнул, закашлялся. — Это важ… важно!

— А все, что тебе нужно, — это любовь, — радостно согласился Марши, опуская руку погладить костлявую щеку. — Может быть, вы предпочитаете пить в одиночку. Как я. Меньше отвлекающих моментов.

Он отсалютовал Кулаку стаканом и повернулся к двери.