Приглашение в зенит - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Гуревич cтр.№ 133

Оказывается, этот вопрос был решен заранее. Салли принесла мне в качестве эталона вырванный из иллюстрированного журнала цветной портрет некоей европейской принцессы. Не кинозвезду выбрала Салли и не миллионершу — естественный идеал для американки, а европейскую принцессу. Церемонного благородства хотелось гангстерше.

Впрочем, принцесса была прехорошенькая: миловидная блондинка с острым носиком и пухленькими, хотя и поджатыми надменно губками. Маленькая голова на несколько длинной шее нисколько не портила впечатления. Принцесса держалась с достоинством. Это хорошо и не только для принцессы.

Я распорядился размножить портрет и наклеить на все зеркала. Читателю я уже объяснял этот прием: нужно подкреплять воображение какими‑то вещественными свидетельствами. И я сделал фотомонтажи из лица принцессы и платьев Салли и сделал групповые портреты: принцесса и Пол в обнимку, принцесса и Пол на лодке.

Затем последовало переливание крови. К счастью, кровь у меня нулевой группы, я универсальный донор. И дал я Салли легкую дозу снотворного: не для забытья — для легкой дремоты. Дремота облегчает внушение. На собственное воображение Салли я не очень надеялся.

А далее последовали сеансы внушения.

— Глядите в зеркало, — твердил я Салли. — Девушка в зеркале — это вы. И это вы с Полом в лодке. У вас тонкие ноги, легкая походка, чуть пританцовывающая. У вас худенькие руки, длинные пальцы музыкантши. У вас бледное лицо и прямой носик, остренький кончик у носа. Вот такой нос, в зеркало глядите.

И дело пошло, пошло и на этот раз. Кровь моя, введенная в чужие вены, начала переделывать чужие клетки. Пышнотелая гангстерша стала молодеть — это было заметно уже после третьего сеанса. Талия ее стала стройнее, лицо бледнее и тоньше, нос приподнялся и вытянулся, шея удлинилась. Все это напоминало кинонаплыв, растянутый на многие сутки. В грузных чертах сварливой сорокалетней женщины проступала кокетливо–надменная девушка.

Занятно было следить, как меняется и поведение Салли. Когда жирно намазанный рот крикливой торговки сменили поджатые губки, Салли перестала ругаться, стала кокетливо сюсюкать. С тонкими кистями рук появилась и аккуратность. Салли стала, наводить чистоту и украшать цветами дом; цветы появились даже в моем винном погребе. Не знаю, какую роль тут играло новое тело. Вероятнее, Салли приспосабливалась к новому облику психологически, входила в роль молодой девушки и надменной принцессы.

И отношение к людям изменилось у Салли, в частности отношение к Полу. Ранее она обращалась с ним чаще всего с раздражением. Это было раздражение торговки, которая продешевила на рынке, продав свой товар хитрому старику, и вместе с тем уважение к этому старику, перехитрившему даже ее. Сейчас крикливая вздорность сменилась презрительной покорностью. Салли вела себя как знатная пленница пирата Она уступила силе, но презирает победителя.

Сам‑то “пират” не замечал разницы. Он был из тех, кто в любви не интересуется ответными чувствами. Подруга стала моложе и привлекательнее. Он был в восторге, как собственник, чье имущество повысилось в цене вдвое. А что там думает имущество, его не интересовало нисколько.

Увлеченный удачей, чуть ли не в первый день он мне предложил сделку.

— Давай создадим синдикат, — сказал он. — Мастерство твое, организация моя, доходы пополам — фифти–фифти. Я мог бы и больше взять по справедливости, потому что ты как иностранец и шагу не ступишь в этой стране, как приступиться, не знаешь. Да ты и документы не добудешь — тебя вышлют сразу же. Клиентов не найдешь, кабинет снять не сможешь. Но я играю честно, фифти–фифти, и пусть за все платит клиент. В стране бродят толпы личностей, желающих сменить свою фотографию: стареющие кинозвезды, кряхтящие старики, женихи и невесты с кривыми носами, косыми глазами, добрые молодцы, не поладившие с законом. Мы из них выберем тех, у кого карман набит туго. Таксу установим подходящую: скажем, полмиллиончика за перевоплощение. Четыреста девяносто восемь тысяч — для убедительности. По доллару за каплю твоей волшебной крови. Двоих ты обработаешь за месяц. Вот и миллиончик нам очистится на двоих. Подойдет такой доход?

— Не подойдет, — сказал я.

Он не понял, начал уговаривать. Предложил иной процент: мне шестьдесят, ему сорок (“Все равно клиент оплатит”).

— Не пойдет, — сказал я. — Я домой хочу.

Он продолжал уговаривать:

— Дом хорошо, а деньги лучше. У себя дома ты не заработаешь столько. У вас миллионеров нет, там стричь некого.

“Золотого теленка” вспомнил я при этом.

— Нет, я домой поеду, на родину.

— А что ты имеешь у себя дома? — продолжал он на следующий день. — Вот ты рассказывал Салли, она мне пересказала… (Я действительно рассказывал Салли о своем житье–бытье на очередном сеансе, когда она задала мне главный женский вопрос: есть ли у меня жена и дети?) Ты — владелец мирового открытия, живешь в холостяцкой квартире на пятом этаже под крышей. У тебя одна комната и кухня, ты сам себе жаришь яичницу и варишь какие‑то кусочки теста с мясом (речь шла о пельменях).

У тебя в шкафу два костюма и одно пальто на все сезоны. Ты ездишь на работу в поезде, у тебя даже машины нет. Я обещаю тебе — слово Пола! — через месяц у тебя будет собственный дом и две машины с шофером, через год — вилла во Флориде, свой самолет и своя яхта. Слово Пола! И чековая будет книжка, и ты будешь выписывать любые суммы. И будешь ездить в магазин и высматривать там, что тебе понадобится, выбирать по прейскуранту, фургончики доставлять на дом.

— Не все покупается за деньги, — сказал я.

Ну как я мог объяснить ему, похитителю детей и картин, своей жизнью рискующему, чужую — уничтожающему за деньги, что я живу в другой плоскости. Вот я делаю на себе опыты, я набираю факты. Но придет же день, когда я смогу, право получив, объявить, что отныне каждый человек — каждый, а не только мешки с долларами, может переделать себя, улучшить себя по своему вкусу. Не будет калек, не будет уродов, не будет несчастных, собой недовольных, не будет пугающих и отталкивающих. Ну при чем тут деньги? Могу я это променять на виллу и яхту? Что мне делать на яхте? Ходить по правому борту, ходить по левому борту, пересчитывать собственные каюты? Да у меня нет на это времени. Я работаю. А в отпуск надеваю рюкзак и иду в горы. Любые. И бесплатные.

— Нет, деньги — это все, — настаивал гангстер. — Все уважают монету. Только одни говорят об этом честно, а другие ханжат, жеманятся, как проповедники в церкви. Ты, мальчик, сам не из церковного сословия?

Сначала я удивлялся даже, для чего это гангстер ведет со мной эти длинные беседы. Потом до меня дошло: Пол оправдывается перед самим собой. Человеку трудно жить без самоуважения, считать себя отщепенцем и выродком. Самому скверному надо гордиться хоть чем‑нибудь, оправдать свои грехи и преступления. Только в плохих пьесах капиталисты, скрежеща зубами, декламируют: “Я хищник и грабитель, я кровопийца, мне нравится кровь сосать”. Капиталисты подлинные считают себя благодетелями и кормильцами своих наемных рабов. Воры уверяют, что воруют все люди поголовно, но честные воруют трусливо, а они, уголовники, смело и открыто. Тот же мотив проповедовал и Пол. Деньги нужны всем, деньги любят все, но ханжи притворяются бескорыстными, а люди деловые откровенно признаются в любви к деньгам. И везучим доллары достаются легко, от родителей, достаются почетными путями, а невезучие должны вырывать свою долю с риском для жизни и свободы. Но риск — благородное дело. Вот Пол и доказывал, что его бизнес благороднее честного. И он не верил мне, и Салли не верила, что в моей стране, в моей семье в частности, вообще не уважают людей с большими деньгами. Почетно образование, почетно мастерство, почетен талант, большая и ответственная должность. А деньги вызывают подозрение. То ли это наследство от “бывших” людей, то ли они взяты из государственного кармана, то ли накоплены жадным хапугой, бессовестным спекулянтом. Им это трудно было понять. Ведь в их языке “спекуляция” — это рассуждение, а у нас — жульничество и обман. У нас, расставаясь, говорят: “Прощай”, то есть “Извини, если что не так”, а у них: “Гуд бай” — “Удачных тебе покупок!” Вот Пол и соблазнял меня неограниченной возможностью покупать: приеду в универмаг на машине, все, что захочется, прикажу завернуть. А мне было смешно и противно. Подумать только: весь свой досуг проводить, толкаясь у прилавка, выбирать вещи по прейскуранту, заваливать комнаты, расставлять, переставлять, пыль стирать, беречь, сторожить. И это занятие для молодого ученого? Кошмар!