Вторая Академия - читать онлайн книгу. Автор: Айзек Азимов cтр.№ 2

Бесполезно перечислять все, о чем говорили в гостиных. Тем более что это была уже не первая полоса слухов. Однако теперь создавалось впечатление, что за разговорами действительно что-то стоит, и это страшно будоражило людей с развитой фантазией, которых хлебом не корми, а дай пожить во времена войн, сражений и политического хаоса; когда же тишь да гладь — они скучают и чахнут.

Бейл Ченнис был как раз из таких. Он не боялся таинственной Второй Академии. Именно поэтому он не боялся Мула, открыто этим бравируя. Возможно, некоторые, которым не слишком нравился этот человек, такой молодой и одновременно такой преуспевающий, злорадно поджидали, когда же этот дамский любимец поплатится за то, что позволяет себе во всеуслышание потешаться над внешностью Мула и его подозрительно уединенным образом жизни. Никто не осмеливался присоединяться к его саркастическим высказываниям, мало кто смеялся над его шутками, но, поскольку с ним, как бы то ни было, ничего не происходило, репутация его, естественно, росла.

Ченнис шел вперед, сочиняя слова на импровизированный мотивчик. Слова были самые что ни на есть дурацкие и сопровождались припевом: «Академия Вторая всю Галактику пугает, нам спокойно спать мешает».

Он подошел ко дворцу.

Огромная входная дверь мягко отъехала в сторону, и он ступил на широкий пандус. Бесшумный лифт быстро поднял его наверх. Он остановился перед небольшой, непримечательной на вид дверью личных покоев Мула, расположенных на самом верху самой высокой башни дворца.

Дверь открылась…

Человек, у которого не было другого имени, кроме клички «Мул», не было другого титула, кроме как «Первый Гражданин Союза», смотрел на видневшийся на горизонте город сквозь странное окно — он видел все как на ладони, а с внешней стороны была глухая стена.

В сгущающихся сумерках на небе загорались первые звезды. Все они без исключения принадлежали ему.

Он горько усмехнулся. Они принадлежали тому, кого мало кто видел собственными глазами.

Он, Мул, был человеком, на которого нельзя было взглянуть без жалости и сострадания. Его исключительно скромный вес — сто двадцать фунтов — до смешного не соответствовал росту — пять футов и восемь дюймов.

Из тщедушного туловища, как скрюченные длинные стебли, росли руки и ноги. Длинное худое лицо почти терялось на фоне торчавшего на три дюйма, крючковатого, похожего на клюв хищной птицы носа.

Пожалуй, только глаза не соответствовали общему карикатурному облику того, кого называли Мулом. В этих глазах — странно мягких для величайшего покорителя Галактики — никогда не исчезала странная грусть.

В городе царило оживление, какое и должно царить в роскошной столице роскошного мира. Он мог основать столицу в Академии, на территории самого сильного из поверженных врагов, но это было далеко, на самом краю Галактической спирали. Калган, расположенный ближе к центру, имевший стойкую славу аристократического курорта, более устраивал его — со стратегической точки зрения.

Но типичная для столицы бурная жизнь, подкрепленная невиданным доселе процветанием, его вовсе не радовала и как бы совсем не касалась.

Его боялись, ему подчинялись, его, наверное, даже уважали — на расстоянии. Но кто бы взглянул на него без сожаления и усмешки? Только те, кто был «обработан». Но что толку было в их искусственной верности? Ему недоставало искренности. Он мог бы наделить себя кучей титулов, разработать неимоверно изощренные ритуалы поклонения своей персоне, но это бы ничего не изменило. Лучше — или, по крайней мере, не хуже — было оставаться «Первым Гражданином» и скрываться от посторонних взглядов.

Внутри у него шевельнулось нечто вроде протеста — сильное, грубое чувство. Никто в Галактике не смел отрицать его существования! Пять лет он хранил молчание, похоронив себя здесь, в Калгане, — и все из-за этого вечного, туманного, притаившегося в неведомых глубинах пространства призрака, этой постоянной угрозы — невидимой, неслышимой, неизвестной Второй Академии. Ему было тридцать два. Совсем немного, — но чувствовал он себя стариком. Тело его, несмотря на колоссальную психическую энергетику мутанта, было слабым, болезненным.

Каждая звезда! Каждая звезда, которую он видел, и каждая из тех, что были не видны. Все должно было принадлежать ему!

Месть всем и всему. Месть человечеству, частью которого он не был. Месть Галактике, в которой для него не было места!

Над головой у него мигнул сигнальный огонь. По дворцу кто-то шел. Он спокойно следил за передвижениями этого человека, и одновременно, словно его мутантные психические способности обострились в одиночестве сумерек, он почувствовал, как волна чужого эмоционального удовлетворения легко коснулась его собственного сознания.

Он узнал идущего без особых усилий. Это был Притчер.

Капитан Притчер из бывшей Академии. Капитан Притчер, которого проигнорировало, недооценило насквозь обюрократившееся правительство времен упадка. Капитан Притчер, чью шпионскую деятельность он без труда разоблачил, кого он возвысил, вытащил из грязи. Капитан Притчер, которого он сначала сделал полковником, а потом генералом, предоставив ему в полное распоряжение всю Галактику.

Теперешний генерал Притчер, в прошлом несгибаемый мятежник, был безоговорочно предан Мулу. Однако причиной его преданности была отнюдь не благодарность за данные ему привилегии, не логика, не чувство справедливости — только «обработка».

Мул прекрасно отдавал себе отчет в том, что прочный слой верности и преданности ему, который определял все эмоциональные проявления поведения Притчера, — тот самый слой, тот колпак, которым он накрыл его пять лет назад, исключительно поверхностен. В глубине души Притчер продолжал оставаться прирожденным упрямцем, борцом с властью, идеалистом, хотя теперь даже сам этого и не сознавал.

Дверь за спиной Мула открылась. Он обернулся. На месте окна появилась глухая стена, и пурпурные краски вечера сменились ярким, белым, безжалостным сиянием атомного освещения.

Хэн Притчер сел на указанный ему стул. Он не кланялся, не становился на колени. Никаких формальных выражений подобострастия на аудиенциях у Мула не требовалось. Мул был просто «Первым Гражданином». Обращаться к нему полагалось «сэр». В его присутствии можно было сидеть, можно было даже спиной повернуться, если уж так получалось.

Для Хэна Притчера все эти мелочи свидетельствовали о непререкаемом могуществе этого человека. Сама мысль об этом приятно радовала его.

Мул сказал:

— Вчера я получил ваш последний отчет. Не скрываю, он меня очень огорчил, Притчер.

Брови генерала сошлись на переносице.

— Да, сэр, я вас понимаю. Но к сожалению, другого просто быть не могло. Никакой Второй Академии нет, сэр.

Мул задумался, медленно, упрямо покачал головой, как делал уже много-много раз на памяти Притчера.

— Существует свидетельство Эблинга Миса. Всегда существовало и будет существовать свидетельство Эблинга Миса.