Длиннокрыл снова отпрыгнул.
Мальчик подумал, что у него сегодня неудачный день. Утром ему не удалось проникнуть в библиотеку, где он собирался стащить из закрытого шкафа книгу по Средней истории. А ведь там наверняка были картинки — как люди в кольчугах вонзают острое оружие в химер и драконов, а то и в других людей. Особенно ему нравилось именно это — когда люди убивают друг друга. Он мог смотреть на такие картинки часами, как зачарованный.
Как всё-таки жаль, что те времена давно миновали… Но об этом лучше никому не говорить. Особенно матери — она любила задавать всякие нехорошие вопросы. Хорошо, что она появляется в доме редко. Последний раз он видел её полгода назад, и она была чем-то очень озабочена. Но всё равно отняла у него время на расспросы. А ведь он в тот день поймал большую лисицу, и ему не терпелось закончить с ней, пока она была ещё жива! Но он не успел — зверюшка умерла от ран и ожогов, и он так и не успел убить её своими руками. Зато он узнал, что кусочки мяса, если их прижечь, вкусно пахнут. Ему даже захотелось попробовать, но он не решился. Потом отец ему рассказал, что в день совершеннолетия полагается съедать кусочек жареного мяса, и он понял, что сглупил: оказывается, мясо и в самом деле можно есть, не надо было бояться… Но с тех пор ему не удавалось поймать лисицу.
Лисы очень осторожные. С птицами всё-таки проще.
Длиннокрыл почти попался, но в последний момент успел улизнуть, клюнув его в руку.
Ничего, подумал Антор Младший. Ты никуда не денешься. Все вы никуда не денетесь.
Птица снова потянулась за зерном, и на этот раз попалась.
Всё произошло быстро — всполошившаяся тварь даже не успела закричать. Антор Младший уже знал, что делать.
Потом он взял нож и начал резать быстро остывающий трупик — неаккуратно, неумело, намусорив перьями и перемазавшись в крови. Для начала отрезал голову. Немножко побаюкал в руках, представляя себе голову своего отца, Антора Великодушного. Рассмеялся и кинул её вниз, в море.
На мраморной скамье осталось грязное пятно. Ничего, вечером обещали дождь, он всё смоет.
Сегодня он попробует подержать птицу над огнём, чтобы узнать, можно ли её всё-таки есть. Придётся вставать глухой ночью и идти на кухню. Развести огонь, потом выдернуть перья из тельца — они-то уж точно несъедобны… потом, наверное, как-то разрезать тушку? Вообще-то есть старинная книга, где написано, как готовится мясная еда для испытания доминов. Но она хранится у отца — ведь заглядывают в неё очень редко. Надо будет как-нибудь её стащить. Наверняка там много интересного.
Да, он и в самом деле не такой как все. Он сильнее и проворнее сверстников. И, пожалуй, умнее их. А главное — в нём есть то, чего в них нет. Багровый бог Гнева, сын Чёрного бога, ныне считающийся мёртвым. Они поторопились, он жив. Он, Антор Младший, слышит его в своём сердце, понимает его волю… Интересно, унаследуют ли это его будущие дети? Говорят, дети похожи на родителей. Хотя ему пока рано думать о потомстве. Сначала надо вырасти самому. Вырасти и стать сильным.
Послышались шаги — кто-то медленно шёл по аллее.
Мальчик быстро засунул обезглавленную птицу в заранее приготовленный мешок и запихнул под скамью.
Это оказался старик-воспитатель, присматривающий за наследником.
— Вот ты где! А я тебя ищу. Пора ужинать, Младший. Пойдём.
— Хочу ещё посидеть, — надулся мальчик.
— Я же сказал: пора ужинать, — старик был непреклонен.
— Хочу ещё посидеть, хочу, хочу, хочу! — закричал мальчишка. Его так и подмывало ударить старика. Ударить чем-нибудь тяжёлым. Лучше всего тяжёлым острым железом. Но пока он мал, об этом лучше даже не думать, взрослые всё равно сильнее… Он стиснул зубы и промолчал.
— Что это? — старик заметил пятно на скамейке.
— Не знаю. Грязь какая-то, — вывернулся Антор Младший.
Старик недолго щурился, присматриваясь к пятну, — увы, глаза у него были уже не те — потом со вздохом повторил:
— Пошли, Младший. Ужин стынет.
Понуро бредя вслед за воспитателем, мальчик тешил себя мыслями о том, как его будут называть, когда он, наконец, перестанет быть Антором Младшим.
Наверняка он совершит что-нибудь замечательное. И ему дадут имя. Только не такое, как у отца. И даже не такое, какое было у отца раньше. Он, Антор Младший, не хотел бы слыть «великодушным». И даже «счастливым», пожалуй, тоже не хотел бы. О нет, ни за что.
Его будущее имя должно быть страшным.
Всегда Coca-Cola
Кондиционер, как всегда, не работал: в комнате было нечем дышать. Он стянул мокрую майку через голову и бросил в угол. В маленьком охладителе лежали еще две банки пива, но это на потом. Сначала дело. Первая стадия. На этот раз у них должно получиться.
В ухе запищало. Он машинально потряс головой, потом понял, что это звонят ему, напоминают, — и стиснул зубы. Небось, опять все будет как в прошлый раз. Войти в Среду, получить кувалдой по ушам и моргалам, чтобы потом, с разъезжающимися глазами и звоном в голове, лежать на заднем сиденье (он никогда не помнил, на чем его увозили, впрочем, автомобили все время менялись), в то время как шофер будет гнать что есть мочи. Неделя отдыха, новые документы, еще один мотель, или дешевая гостиница в пригороде, и все сначала. Однажды это был коровник. Правда, американский, стерильный, пахнущий чуть ли не розовым маслом. Американские коровы должны жить не хуже американских граждан. Интересно, зачем там было сделано подключение к Среде? Неужели коровам показывают сериалы? Уже два года в Штатах, а все не могу привыкнуть. Он представил себе корову с оптиком на голове. Не смешно.
Так, пошла проводка, загружаем OS Doors NCP2025, все нормально, можно входить в Среду. Оптик стандартный, NeiVe Gold, в таком головой особенно не повертишь. Звук настроился быстро, а изображение отсутствовало еще минуты две-три, пока устройство сканировало оптический нерв и прогоняло тесты. Наконец, пошла таблица цветности — перед глазами замелькали яркие вспышки всех цветов радуги. Так, полный комплит. Теперь можно и шею повернуть.
Он огляделся. Оффлайновый мир оставался на месте, хотя казался выцветшим и съежившимся: половина зрительного ресурса была переключена на каналы Среды. Пока что был виден только вход — стандартный черный глазок на границе зрения, с еле различимой надписью «Doors». Если внимательно посмотреть в глазок, он откроется. Смотрим. Ага, допуск. Биометрия, логин, пассворд. Сейчас оно будет. Сейчас будет. Сейчас будет.
Он весь сжался, ожидая оглушительного грохота в ушах и яркой белой вспышки перед глазами — стандартного наказания за попытку несанкционированного доступа в Среду. Однако шли секунды, а перед глазами оставалась только ровная серая мгла. Наконец, что-то мелькнуло, и тут же голос в ухе произнес за него какие-то слова. Вход.
Мгла рассеялась, и он увидел сияющую гладь, над которой он парил на высоте птичьего полета. Над ней возвышались причудливые башенки порталов. Так, что у нас там. А, это Бродвей. Прямая передача. Классический мюзикл «Билл и Моника». Он не любил эту вещь, в особенности знаменитую сцену минета: еще будучи школьником, он получил вычет по баллам на уроке Американской Культуры, потому что напрочь забыл, кто там у кого что. Тем не менее, можно и завернуть, все равно до начала еще минуты три. Он совсем было собрался спуститься ко входу в портал, когда в ухе у него опять противно запищало. Следят за ним, мать их. Интересно, как же все-таки они подделали биометрию? Захватили какую-нибудь важную американскую шишку, держат у себя в подвале и снимают с него биоданные? Нет, ерунда полная. Не говоря уже о том, что Америка весь мир на уши поставит, если какой-нибудь ихний VIP задремлет в сортире, Среда сама сканирует мозг входящего, а в рисунке аксонных импульсов все прекрасно читается. Значит, оригинал не в подвале. А вовсе даже и на свободе, во всяком случае считает себя свободным. Гипноз, лекарства? Добровольное сотрудничество? Нет, это по аксонам снимается в полпинка. Тогда что же?