Охота на Минотавра - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Брайдер, Николай Чадович cтр.№ 75

Поклоняясь Олимпийским богам, минотавры не имели никакого представления о творениях Гомера и его последователей. Само собой, что они не знали Библии, Вед, Упанишад, Корана и огромного множества других великих книг, оставшихся как бы в иной реальности.

В этом смысле мозг Перегрина, вмещавший массу сугубо утилитарной, обыденной информации, был чистым листом, на котором можно было писать и вдоль и поперек.

Идея создания всеобщей, примиряющей религии занимала его уже давно, но была скорее плодом интуиции, чем ума.

Культ Диониса он предпочел культам других богов потому, что среди Олимпийцев тот стоял как бы особняком. Затравленных и обесславленных людей, уже познавших вкус идолопоклонства, сатанизма и полного неверия, мог устроить только такой кумир – бог-изгой, бог-работяга, не чуравшийся простых радостей жизни, водивший знакомство с кем попало и, главное, никогда не участвовавший в кровавых разборках, которыми так богата Олимпийская мифология.

Впрочем, Перегрин понимал и всю уязвимость своих новаций. Бог, которого он искал, предназначался не для утешения, а для обуздания людей. Покорность, всепрощение, умеренность, миролюбие – вот какие заветы он должен был проповедовать. Понятно, что вспыльчивый и вечно хмельной Дионис мало подходил для этой роли.

Потому-то и появилась его иная ипостась – Дионис Искупитель, привечающий сирых и убогих, сочувствующий скорбящим, вознаграждающий смиренных, не столько дары принимающий, сколько дары раздающий, сочетающий в себе черты бога с чертами человека.

Этот новый Дионис уже завоевал себе популярность во Фракии, но пока еще только среди людей. Кефалогереты относились к нему настороженно, а то и враждебно. Бог рабов не вызвал симпатии у рабовладельцев.

И все потому, что дионисийская вера насаждалась без должной энергии, от случая к случаю, главным образом через слухи, побасенки и неясные свидетельства.

Бог не обращался к народу напрямую, и в этом была ошибка Перегрина. Он еще не уяснил, что любой бог силен своими пророками, пламенными трибунами, исступленными фанатиками, способными зажечь адептов новой веры не только словом, но и делом.

Именно такую роль я уготовил Перегрину.

Про то, что все пророки кончали плохо, я пока старался не думать…

С чего начинал свою деятельность Христос? С проповедей и демонстрации чудес. А Мухаммед? С проповедей, пророчеств и эпилептических припадков, которые тоже считались божьим чудом. А будда Шакьямуни? С аскетических упражнений, борьбы с плотскими искушениями и опять же с проповедей.

Для удобства нужно соединить все воедино – и проповеди, и чудеса, и пророчества. С аскетизмом и умерщвлением плоти пока повременим – публика не та. Фракия – это вам не Кашмир. За радикализм здесь по головке не погладят. Сначала нужно встряхнуть это гнилое болото, а там видно будет.

Тем временем Перегрин, увлеченный духовными исканиями сверх всякой меры, уже приближался к родному дому. Многое из того, что следовало знать пророку новой веры, уже осело в его сознании.

О моем присутствии Перегрин, к счастью, не подозревал, хотя случившиеся с ним внутренние перемены ощущал весьма остро (правда, не знал – ликовать по этому поводу или скорбеть).

В конце концов я сумел внушить моему родственнику, что все происшедшее за последнее время – результат сошедшего свыше божьего благоволения, щедро наделившего его свежими идеями и знаниями.

Уезжал Перегрин тайком. Тайком и вернулся. Домашние сохраняли его приезд в секрете, а для всех остальных существовала версия, согласно которой он паломником отправился в Фивы, на родину Диониса.

Таким образом я выкроил несколько свободных дней, крайне необходимых мне для подготовки демонстрации чудес. Следует заметить, что кефалогереты, даже фракийские, не чета легковерным иудеям или арабам. Их на мякине не проведешь. Бродячих циркачей, демонстрирующих на площадях изрыгание огня, глотание мечей и превращение деревянных жезлов в живых змей, они чудотворцами отнюдь не считают.

Тут требовалось нечто сногсшибательное, из ряда вон выходящее, о чем раньше никто и слыхом не слыхивал. Сначала я хотел под видом серебра расплавить на огне замороженную ртуть, чтобы затем прополоскать ею рот, но где ты добудешь необходимый для этого сорокаградусный холод?

Конечно, можно было поднапрячь память и вспомнить какой-нибудь подходящий рецепт из книжки «Юный химик», которую я однажды сподобился прочитать. Но опять-таки возникнут проблемы с реактивами и химической посудой. Ведь здесь, наверное, обыкновенной марганцовки не сыщешь. Да и кого удивишь взрывом гремучего газа, или исчезновением железной иголки в азотной кислоте? За душу не берет.

И тут меня осенило! Не берет за душу – возьмет за голову. Знаю я одно такое удивительное средство, загнавшее в гроб больше людей, чем порох, но в то же время подарившее им больше веселья, чем все на свете шуты и скоморохи.

Конечно, речь идет не о вине, которым без особых последствий наливаются тут все от мала до велика. Я имею в виду кое-что другое. Главное, что в этих краях ничего не знают о дистилляции жидкостей, и никогда не употребляли спиртных напитков крепостью выше десяти градусов.

Ведь при наличии достаточного количества слабенького виноградного вина приготовить знаменитую чачу – проще простого. Для этого и перегонный куб не нужен. Достаточно трех – четырех горшков разного размера, жаркого огня да холодной воды.

Будет вам скоро чудо, граждане кефалогереты!

Официально объявив о своем возвращении из Фив, Перегрин пригласил на торжественный обед всех наиболее влиятельных минотавров Фракии. Явились, правда, не все, но с полсотни морд (ведь не скажешь – «лиц») собралось. Законных жен на такие мероприятия обычно не брали – те или находились на сносях, или рожали, или кормили грудью. Для развлечения мужского общества предназначались наложницы человеческого племени, ради такого случая напялившие уродливые бычьи маски.

Угощение было достойно знаменитого чревоугодника Лукулла, в этой реальности, наверное, так и не появившегося на свет. Достаточно сказать, что поварята Перегрина переловили всех ласточек в округе, собрали всех виноградных улиток, и выудили всех форелей. Про невинно убиенных быков, баранов, кабанов и каплунов я вообще умалчиваю.

Сам щедрый хозяин почти ничего не ел, но зато совершенно замучил гостей тостами, каждый раз славя то одно, то другое достоинство Диониса.

Пили и за его необыкновенную удачу, позволившую отыскать виноградную лозу там, где другие видели только дикие заросли терновника, и за его любовь к Ариадне (той самой сучке, якобы брошенной Тесеем), и за веселый нрав, и даже за божественный фаллос, кроме всего прочего считавшийся символом плодоносящих сил земли.

Наконец кому-то из ортодоксально мыслящих минотавров это надоело, и он довольно бесцеремонно заявил:

– Ты превозносишь Диониса так, словно другие Олимпийцы и мизинца его не стоят. А между тем своею жизнью Дионис обязан Зевсу, который спас его из утробы гибнущей матери и потом донашивал в собственной заднице. Еще в малолетстве он так надоел всесильной Гере, что та наказала его безумием.