Секрет рисовальщика - читать онлайн книгу. Автор: Рольф Майзингер cтр.№ 4

— Присаживайся, — обратился ко мне майор Галкин, — свой вещмешок пока можешь у входа оставить.

Я сел за стол. Галкин занял место напротив меня, бросив свою новенькую планшетку на скатерть. Его коллега плюхнулся на диван.

— Кстати, это лейтенант Синицын, — кивнул в сторону нашего водителя майор.

Мы обменялись с лейтенантом взглядами.

— Сразу скажу, что попал ты, солдат, на засекреченную точку, — открывая планшетку, сообщил Галкин.

«Что же это за точка такая? — подумал было я, — Судя по антеннам на крыше, ее можно отнести к связи. А если брать во внимание птичьи фамилии состава, к… орнитологической станции». Эта мысль настолько мне понравилась, что я чуть не заржал. Но вовремя сдержался.

— Тебя, рядовой, к нам прислали по убедительной просьбе командования. Однако для тебя это не означает никаких привилегий. Нам стало известно, что ты рисуешь. Это главный аспект, говорящий в твою пользу. К тому же, остальные твои показатели нас тоже устраивают.

Я сидел и, признаться, ни черта не понимал. Какие показатели? Что за аспект?

Майор тем временем продолжал:

— Твой предшественник, к сожалению… уже уволился.

Мне показалось, что при этих словах голос офицера дрогнул.

— Талантливый был парнишка, — продолжал майор, — ну да что поделаешь…

«Что же это он о моем предшественнике как о покойнике говорит?» — пронеслось в голове.

Галкин заметил перемену в моем лице и, видимо, расценил ее правильно. Потому как тут же поправился:

— Ты не подумай ничего такого! Он действительно две недели назад… Короче, уволился в запас.

Я попытался припомнить сегодняшнее число. Получалось, что мой предшественник уволился в первых числах февраля…!!! Такого просто не могло быть! Увольнение из армии, так же как и призыв в оную, происходило только два раза в год. Весной и осенью! И исключения, насколько мне было известно, делались только в одном случае… СМЕРТЬ! Мне вдруг стало не по себе. И все же я тут же попытался найти объяснение происшедшему. «Парнишка, наверное, любил выпить, — думал я, — а бутылку прятал… ну скажем, в той самой трансформаторной будке. Вот! И однажды, опять же с бодуна, полез за ней, да не за то взялся!!! А что?! Вполне жизнеспособная версия!» Но что-то подсказывало мне, что все мои рассуждения на этот счет — совершеннейшая чушь. Однако предположение, что с моим предшественником действительно случилось что-то страшное, уже перерастало у меня в уверенность.

С другими обитателями «точки» я познакомился за ужином. Как выяснилось, библиотека, так здесь называли помещение с большим столом посередине, являлась одновременно и столовой. В семь вечера за столом собрались все восемь человек нашего небольшого коллектива. Майор Галкин, занявший место во главе стола, был самым старшим по званию из всех присутствующих и руководил остальными. Кроме него, лейтенанта Синицына и меня, здесь были еще капитан Стриж, старший лейтенант Журавлев, старший прапорщик Щеглицкий, старшина Дятлов и сержант-армянин Воронян. Последний, как я узнал позже, почти все время проводил на кухне и числился поваром. И надо признать, что поваром он был превосходным. Стол, уставленный самыми разнообразными блюдами, мог, наверное, соперничать по изысканности с любым столичным рестораном. Чего здесь только не было! После солдатской столовки мне он показался скатертью-самобранкой из русских волшебных сказок.

— Ну, сержант Воронян, сегодня ты просто превзошел самого себя! — глядя на дымящееся жаркое, похвалил повара Галкин.

— Рад стараться, товарищ майор, — весело отозвался армянин. Его, не обиженного природой ростом и физической силой, просто распирало от гордости.

— Товарищи, — Галкин обвел присутствующих серьезным взглядом, — позвольте мне представить вам нашего нового коллегу и… — он сделал короткую паузу, словно обдумывая следующее слово и закончил: — Короче, рядового Майзингера.

Все как по команде посмотрели на меня, отчего мне стало совсем неловко.

— Прошу вас всех отнестись к положению этого человека с большим пониманием и помогать ему во всех его начинаниях.

И снова я ничего не понял. О каком таком положении только что говорил майор? При каких таких начинаниях я буду нуждаться в помощи этих пока еще незнакомых мне людей? Однако испортить себе аппетит всеми этими вопросами я не успел. Майор Галкин дал команду приступить к еде. Ели молча. Угощение действительно было превосходным. Такого количества закусок и соусов я ни до, ни уже после своей службы в армии не видел. Когда все насытились и со стола было убрано, майор Галкин обратился ко мне:

— А скажите-ка нам, рядовой Майзингер, не случалось ли в вашей жизни чего-нибудь совсем уж невероятного?

— Простите, товарищ майор, вы это в каком смысле? — При этом я по-военному подобрался. Меня здорово сбивала с толку его манера обращения ко мне. Раз на ты, раз на вы.

— В прямом. Я имею в виду происшествия, которым нет разумного объяснения. И расслабьтесь, рядовой.

Я призадумался. Еще неделю назад такой вопрос меня бы наверняка озадачил. Но после беседы с теми двумя в самаркандской учебке я уже примерно знал, как на такие странные вопросы отвечать.

— Нет, — откровенно заявил я. Но, видно, получилось у меня это «нет» не слишком убедительно. Потому как Галкин улыбнулся. Остальные же продолжали с интересом разглядывать меня.

— Хорошо, — согласился майор, — допустим, в твоей пока еще недолгой жизни ничего удивительного не происходило. А может быть, ты попросту не расценивал такого рода происшествия как нечто неординарное?

Я поиграл желваками и, сам не знаю почему, стал рассказывать:

— Когда я совсем еще ребенком был, случилось так, что я неудачно упал и вывихнул себе ключицу.

— Ага! И что же было дальше?

— Мы тогда жили в деревне. И была там одна женщина. По имени… баба Груня. Во всяком случае, так ее все называли. Так вот она слыла знахаркой и ведуньей. К ней меня и повели.

— А почему же не сразу в больницу? — задал разумный вопрос капитан Стриж.

— Не знаю, — честно признался я, — точнее, не могу вспомнить. Может, это на выходные было. И только районная больница работала. А туда еще добираться нужно было. Да и время… в общем, зимой это произошло.

Капитан кивнул, мол, продолжай.

— Помню, что должны мы были к ней лишь вечером идти. Мать коробку дорогих конфет с собой взяла. Я тогда еще подумал, что хорошо быть бабой Груней, если каждый вот так ей конфеты носит. Не знаю, ни как мы к ней пришли, ни о чем мои родители ее просили. Ни даже как она выглядела, эта самая баба Груня. Но вот хорошо запомнил, что когда она мне руку крутила, то постоянно что-то нашептывала. А потом меня минут на десять без присмотра оставили. И направился я гулять по дому бабы Груни. Мать, правда, окликнула меня пару раз. Но голос бабы Груни сообщил, что за меня не стоит беспокоиться. Я шел по какому-то длинному и темному коридору. По обеим его сторонам угадывались дверные проемы. Они были совсем черные. В один из них я и шагнул. Поначалу меня окружала совершенная тьма. Но скоро глаза к темноте привыкли, и я стал различать очертания различных предметов. А когда поднял голову, то увидел сквозь дыры в шифере звезды. Уже сейчас я понимаю, что это была не комната. Скорее всего, я попал во двор. Где все постройки от дождя и непогоды были защищены навесом. Откуда-то сильно потянуло холодом. На улице, как я уже упоминал, стояла зима. А в следующий момент я уже дрожал от холода и накатившихся на меня волн страха. Я испугался, что заблудился. Конечно, это было глупо. Никто нигде и не терялся. Однако мне тогда не больше трех лет было, и я действительно боялся, что уже не смогу вернуться к родным. А дальше было так… Я заметил вверху какое-то движение. Пусть это звучит странно, ведь было темно, но я все же хорошо рассмотрел силуэт очень большой, нет, просто огромной, и очень старой женщины. Она возлежала на полатях под самой крышей. Видимо, ее потревожили мои шаги, и она приподняла голову. Ее лицо показалось мне страшным. А глаза светились желтым светом. Помню только, что я сильно закричал и бросился прочь. Когда я снова пришел в себя, родители успокаивали меня. А баба Груня, глядя на меня недобрыми глазами колдуньи, раз за разом повторяла: «Тебе все это только показалось. В этом доме кроме меня никто не живет».