Доминирующая раса - читать онлайн книгу. Автор: Олег Серегин cтр.№ 81

Язви их. Тридцать раз.

Ненавижу.

Они меня не бросили, нет, не бросили. Они просто спаслись. А я — не спаслась.

Погас свет.

Красный аварийный свет погас.

Это программа такая, модули автономны, в сброшенном первый приоритет получает жизнеобеспечение. Обеспечение нашей жизни. Свет для жизни необязателен.

В полном мраке я слышала, как когти Малыша врезаются в пол. Плавать в воздухе, как я, он не собирался. Он не знал, что делать, и чувствовать растерянность такого большого и грозного существа было ещё хуже, чем оставаться совсем одной.

Я же не боюсь темноты.

Никогда не боялась. Даже в детстве. Не было фобии.

Меня старший брат запирал в ванной и выключал свет. Он-то боялся темноты и хотел, чтобы я заплакала. А я хохотала над ним. Я не боялась. Тогда он вытаскивал меня за плечи, швырял об стенку и кричал: «Ящерица! Дохлая морда!» Первое ему казалось обидным, а мне — нет. Я всегда любила ящериц. По мне и не скажешь, правда?

…о чём я думаю?

…а вот «дохлая морда» было очень обидно. Сердце замирало от обиды, и я действительно начинала плакать. Правда, думала, что не плачу. У меня очень слабо иннервирована кожа лица. Я не чувствовала бегущих слёз и не понимала, чему он радуется, если я не плачу… Я была третьим ребёнком. Меня решили родить для того, чтобы получить бесплатную квартиру, тогда объявили программу, государство выделяло жильё многодетным семьям. А я получилась дефективной. И ничего нам не выделили, потому что выделяли только гражданам в третьем поколении — с этим был порядок, — и со здоровой наследственностью. У нас в семье никогда не рождалось уродов. Мать с отцом делали анализы на совместимость, и всё вышло отлично; да какие там анализы, когда двое детей уже родилось здоровых. И подумать не могли, что третьим получится такое, как я.

Я слышала, что родители больше любят младших детей, больше любят тех, кому приходится туже, кто не так успешен.

Ха.

Не люблю думать об этом. Но когда мне плохо, всё время вспоминаю. Последний раз я об этом думала, умирая во фронтирской пустыне, — думала, что моя мать наверняка избавилась от моих фотографий.

На сколько хватит в модуле кислорода?

При такой температуре это не особенно актуальный вопрос. Потому что погибнуть от переохлаждения мне светит куда раньше, чем задохнуться.

Кому суждено замёрзнуть, того не зажарят.

Температура быстро падала. Под одеждой биопластик пытался сохранить нормальную, но на мне был только контур, не полный костюм. Где-то кожу почти обжигало, где-то кусал мороз. И это ещё при дополнительной регулировке. Защитный костюм не был специально рассчитан на обогрев. Батареи уже садились.

По крайней мере, потерять от отморожения пальцы мне не грозит. Пластику можно распорядиться насчёт того, что именно греть… ну я молодец. У меня что-то в голове перепуталось насчёт абсолютного нуля — минус двести семьдесят три он или всё-таки триста семьдесят три? Или вообще не семьдесят? — замёрзну я, в общем, вместе со всеми пальцами и с биопластиком. После такого даже несчастное вещество не реанимируют…

Бедный мой Малыш. Даже года не прожил на белом свете.

Его-то холод пока не пугал. Мой дракончик, и бодрствуя, мог выдержать втрое более жестокий, а в спячке — того хлеще…

Я не хочу.

Просто не передать, как же я не хочу. Клятый Морган, клятая конспирация, если б я знала, что всё рассчитано, что есть второй фронт!

Долг отправилась выполнять.

Дура набитая.

Дура ты, Янина, поэтому сдохнешь. И не нарожаешь дураков. Ни одного. Радуйся.

Ненавижу. Всех ненавижу.

Холодно…

Малыш, уйди. Уйди, не трогай меня! …и без тебя холодно. И гравитация отключилась, чтоб её. Барахтаешься, а толку никакого… наверное… может, и есть толк. Или нет. Если… даже спать хочется… не спи, Яна, замёрзнешь… а ты после меня ещё полчаса проживёшь, Малыш, знаешь об этом? Ну, ничего… зато наши победят. Всех сожрут. Пустят врага на пуговицы…

Жуть как холодно. Неужели пластик сдох?

Сейчас у меня глаза отмёрзнут.

На Терре-без-номера — море. Тёплое. Интересно, оно зимой — замерзает? На Терре… море… море на Тер-ре… ре-те-ре…

Вот только соплей не хватало. Они же замерзают. Лёд в носу. Красота. И не посмеёшься, губы не шевелятся. И горло болит. Вот и не приду я к местеру Ценковичу поговорить. Местеру Ценковичу природа подкинет другие интересные случаи…

Хочу к Лансу на «Испел». Там стены в дереве, там бархат, там камин искусственный в искусственной библиотеке… тепло, хорошо, аптечка дорогущая… на кухне — чай… кофе горячий.

Всех ненавижу.

…на Землю-2. В море, горячее, солёное, с рыбами, а рыбы — с лапами, чтобы джунгли, и птеродактили тупые, как куры, чтобы Шайя в море с детьми плавала, чтобы Крис — смешной, с Нару… и Дитрих, красивый, с браслетами, ободранный весь, с аурой своей телепатской на километр, с сигаретами… никого больше не надо… насовсем… хочу.

…на Фронтир. Там пустыня. В пустыне — жарко. Помереть можно, как жарко, хочу на Фронтир…

Домой хочу.

…к маме.

— Идиотка, — раздражённо и горько сказал Дитрих. — Какая же ты идиотка…

Я молчала. В голове стоял такой шум, что хотелось закрыть глаза и лежать пластом. Когда совсем не шевелишься, кажется, что вот ещё несколько минут, и головокружение пройдёт. Может целый день так казаться. У меня так уже было. Не один раз.

И я действительно опустила веки.

— Янина, — быстро зашептал мастер. — Яна! Ну…что ты? Ну, посмотри на меня, пожалуйста!

Его голос был совсем рядом. Кажется, он опустился на корточки рядом с постелью. Потом подался ко мне, и я кожей почувствовала его тепло. Его дыхание.

— Яна!

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, не открывая глаз. Надеялась, что от нескольких произнесённых слов мне не сделается хуже. Ха…

— Я? — Дитрих вздохнул. Его рука обожгла моё запястье. Он-то точно здоров, почему его тело кажется мне таким жарким? У меня, должно быть, температура сейчас градусов тридцать пять…

— Я… привёз «умные капсулы», Яна. Живые мины.

Только об этом переживать мне не хватало сейчас… Сердце чуть ёкнуло; в груди завязалась слабая злость на Дитриха, но тут же умолкла.

Я спать хочу. Ничего больше не хочу.

— Янхен…

О, только не это! Меня так называл отец. Обычно в те минуты, когда отказывал мне в карманных деньгах или костерил за школьные неуспехи.

Мне всё-таки пришлось открыть глаза и разлепить губы.