Но, глядя на несчастную Марту, которую продолжало безудержно рвать, Сара почувствовала, как в ней растет сострадание. Она видела, что Сет любит Марту и дочку, и не сомневалась, что ребенок этот — желанный.
— Мы могли бы остаться в Англии до тех пор, пока… пока ребенок не родится, — краснея, сказала Марта и без сил привалилась головой к плечу Сары. — Но Сет решил, что нам лучше бы вернуться в Огайо. А ведь из Бостона до Огайо нужно добираться еще несколько недель…
Она неожиданно расплакалась, и Сара не знала, как ее утешить, ибо и она понимала, что даже до Бостона им еще нужно доплыть — доплыть, страдая от качки, от тесноты и многого другого. Два месяца такой жизни могли прикончить и более выносливого человека, чем Марта Джордан.
Поглядев на Марту, Сара задумалась о том, как облегчить страдания бедной женщины. Сходив в свою каюту, она достала из багажа склянку с розовой водой и, смочив ею полотенце, протерла им лоб и виски Марты, но даже этот легкий запах оказался для нее слишком сильным. Бедняжка почувствовала новый приступ тошноты, и Сара поспешно убрала ароматическую жидкость. Она умыла женщину прохладной пресной водой, расчесала волосы и отправилась наверх, чтобы вынести помойное ведро, пообещав принести Марте чашечку чая.
— Спасибо вам, — прошептала Марта срывающимся голосом. — Вы даже не представляете, как мне плохо. Пока я носила Ханну, это… — Она показала на пустой тазик, который Сара подставила вместо ведра. — …Это происходило со мной постоянно. Я так измучилась!
Сара только кивнула в ответ. Она очень хорошо представляла себе, что испытывает Марта, ибо все шесть ее беременностей протекали тяжело. Но раз уж она сказала, что у нее никогда не было детей…
К счастью, после чая и нескольких бисквитов, которые специально для больной испек корабельный кок, Марте стало немного лучше. По крайней мере, ее перестало постоянно рвать, и Сет, заглянувший к Саре вместе с Ханной, чтобы поблагодарить за заботу и внимание, назвал ее ангелом милосердия. Потом он ушел, а Сара, уговорившая Сета оставить девочку с ней, попыталась как-то отвлечь Ханну, но у нее ничего не вышло. Ханна была смышленой и веселой девочкой, но сейчас она очень хотела к маме, и часа через полтора Сара отвела ее в каюту Джорданов. Там она узнала, что Марте снова стало хуже. Ее опять рвало, и заниматься дочерью она была физически не в состоянии, так что Сету пришлось пойти с дочерью на палубу, а Сара осталась с бедной женщиной.
Когда она снова поднялась наверх, Сет разговаривал с группой торговцев, которые стояли возле борта, куря толстые сигары, купленные кем-то из них в Вест-Индии. Должно быть, это были очень хорошие сигары, так как Сара почувствовала их изысканный аромат, даже несмотря на соленый морской ветер. Ей даже захотелось попробовать одну, но она боялась, что нанесет своей репутации непоправимый ущерб, если попросит сигару у кого-нибудь из своих попутчиков. Мужчины были почему-то уверены, что курить табак может только падшая женщина, а Саре вовсе не хотелось представать перед ними в таком амплуа.
Подойдя к Сету, Сара вкратце описала ему состояние Марты, и он снова от души поблагодарил ее. В присутствии посторонних Сара не решилась посвятить его во все подробности, но по выражению ее лица он понял, что его жене не стало лучше. Попрощавшись с собеседниками быстрым кивком, Сет подозвал дочь и поспешил вернуться в каюту.
Еще дня три после этого они наслаждались тихой погодой. На четвертый день снова разразился шторм — еще более сильный и яростный, чем первый. Корабль швыряло с волны на волну, словно щепку, комингсы и шпангоуты оглушительно трещали, как будто готовы были вот-вот треснуть, а палуба подпрыгивала так, что устоять на ней было практически невозможно. Впрочем, пассажиры и не пытались выйти из своих кают. Все они лежали, привязанные ремнями к своим койкам, и только горячо молились о спасении корабля.
Этот кошмар продолжался почти две недели. Когда погода немного успокоилась, они находились в море уже четыре с небольшим недели, и Маккормик объявил пассажирам, что, по его расчетам, половину пути они преодолели. Если им повезет, и они не столкнутся с по-настоящему грозными штормами, добавил капитан, то очень может быть, что они достигнут Бостона дней через двадцать.
Через двадцать дней она будет в Бостоне! Это казалось невероятным, и Сара попыталась представить себе, что думает Эдвард о ее исчезновении. Догадался ли он, куда она направилась? Проболталась ли Маргарет или ей удалось сдержать данное госпоже слово? И если да, то чего ей это стоило? Впрочем, что бы ни предпринял граф Бальфор, он уже не сможет вернуть свою непокорную жену. Он вообще не сможет ничего с ней сделать. Ему оставалось только ненавидеть ее, ненавидеть всеми силами его черной души, но поскольку он ненавидел ее всегда, то никакой перемены в его чувствах, очевидно, не произошло.
Даже в непогоду Сара часто прогуливалась по палубе, любуясь наполненными ветром парусами или слаженными действиями матросов, которые с обезьяньей ловкостью ходили по вантам на головокружительной высоте. Остальные пассажиры подниматься на палубу побаивались, а некоторые — просто не могли, прикованные к койкам морской болезнью, которая становилась у них тем острей, чем сильнее было волнение на море. Но когда погода немного успокоилась, Сара, прогуливаясь вдоль фальшборта, неожиданно столкнулась еще с одним храбрым пассажиром. Это был один из путешествовавших на «Конкорде» купцов по имени Абрахам Левитт. Сара знала, что он был родом из Глазго, хотя, по его собственным словам, он уже забыл, когда в последний раз его нога ступала на родной шотландский берег. Большую часть жизни он провел на Востоке и Вест-Индии, занимаясь торговлей, в которой весьма преуспел. Абрахам Левитт был очень состоятельным человеком, но Сару нисколько не интересовало его богатство. А что ей было по-настоящему интересно, так это его путешествия. Левитт побывал во многих странах, многое видел и испытал, и она всегда с удовольствием слушала его рассказы.
Он со своей стороны был весьма польщен ее искренним интересом, да и вопросы, которые задавала Сара, были весьма неглупыми. Больше всего она, однако, расспрашивала о Бостоне, о поселениях белых к северу и западу от него, об индейцах и их обычаях, о людях, которые живут в Коннектикуте и Массачусетсе. От Левитта же Сара узнала о живописном местечке под названием Дирфилд, где были и водопады, и лесистые холмы, и олени паслись на склонах, и ей очень хотелось, чтобы он рассказал ей об этом месте поподробнее.
— У вас есть родственники в Бостоне? — спросил Левитт.
— Нет, — покачала головой Сара.
— Тогда, значит, вы хотите навестить кого-то, кто живет в этом самом Дирфилде? — уточнил он со стариковской обстоятельностью.
— Я хотела бы купить в тех местах участок земли под ферму, — призналась Сара с виноватым видом и, поспешно отвернувшись, так пристально впилась взглядом в пустынный горизонт, словно там уже показались зеленые холмы Дирфилда.
Левитт строго посмотрел на нее.
— Боюсь, у вас ничего не выйдет, молодая леди, — сурово сказал он. — Вы не сможете просто так взять и купить ферму. Женщина, одна, в дикой, неосвоенной стране… Что ее ждет? Одни только неприятности. Как вы собираетесь управлять этой фермой? Знаете ли вы что-нибудь о севообороте? О местных культурах, которые там растут? Я уже не говорю о том, как на это посмотрят в обществе! Настоящая леди просто не должна знать таких вещей. Кроме того, индейцы все еще считают эту страну своей. Да они просто украдут вас, как только увидят, и никто вас не спасет!