Ласковый голос смерти - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Хейнс cтр.№ 4

Я рассказал обо всем этом Вону, намекнув, на что следует обратить внимание, когда у них с Одри в следующий раз зайдет разговор на неделикатные темы. И теперь я изо всех сил пытаюсь не думать об Одри, поскольку каждый раз воображаю ее голой, потом вижу голого Вона, а следом — как они радостно трахаются в миссионерской позе. Несмотря на все усилия, я не в силах избавиться от предстающей перед моим мысленным взором картины до того момента, когда Вон внезапно напрягается и кричит, — подобного крика я никогда не слышал от него ни в офисе, ни в пабе.

Чувствуя себя потным и грязным, выбираюсь из постели без четверти три ночи, чтобы еще раз принять душ.

Марта как-то раз спросила о родителях. То ли я в тот момент жаждал общения, то ли счел, что отказ может показаться грубым, но, так или иначе, рассказал ей, как умер мой отец, когда мне было одиннадцать.

— Бедный мальчик.

Я едва не обиделся за такие слова, но потом сообразил, что она имеет в виду меня маленького.

— Наверное, страшная травма — лишиться отца в столь трудном возрасте.

Я не понял, что она подразумевала под трудным возрастом, да и под травмой, на самом деле, тоже.

— Жизнь продолжается, — пожал я плечами.

— Да, но все же как жаль.

— Живые существа лишь разновидность мертвых, причем крайне редкая.

— Похоже на цитату, Колин. Кто это сказал?

— Я сам. Хотя, если честно, это парафраз Ницше. Я подумал, ты бы предпочла услышать фразу по-английски, а не в оригинале, по-немецки.

Марта считает меня странным, как и все они. Когда я только начал работать в совете, мои коллеги были весьма словоохотливы, но теперь сторонятся меня и избегают разговоров без крайней необходимости, лишь изредка осторожно на меня поглядывая. Марта, похоже, считает, будто я самим своим существованием бросаю ей вызов.

Похороны отца назначили на субботу, чтобы смогли прийти его коллеги по работе. Возник немалый спор, стоит ли мне присутствовать. Помню, за несколько дней до похорон я подслушал разговор между матерью и ее подругой.

— Ты же знаешь его, — говорила мать. — Он слишком впечатлителен.

— Но он уже почти взрослый, Делия. Возможно, это поможет ему понять, что в жизни бывает всякое.

В конце концов мать сдалась — хотя, возможно, в том числе и из-за того, что меня не с кем было оставить. И я до сих пор рад, что получил шанс присутствовать при столь драматическом событии.

Подходящего костюма для меня не нашлось, и я надел школьную форму, даже блейзер и кепи. День стоял жаркий, в небе сияло безжалостное солнце, и все собравшиеся, естественно, были в черном. Мать даже надела черное пальто с норковым воротником, которое отец купил ей в Нью-Йорке. По дороге в церковь все обливались потом, дальше с некоторым облегчением прослушали поминальную службу, а затем вновь изнемогали от жары на улице, ожидая погребения. Я жарился и потел, страдая от скуки; рубашка под блейзером промокла насквозь. Стоя рядом с матерью, я вспоминал эпизод из прочитанной недавно книги — о том, как тело короля Генриха Восьмого настолько раздулось от гнилостных газов, пока его перевозили из Уайтхолла в Виндзор, что гроб ночью раскололся, а на следующее утро рядом с ним обнаружили собак, пожиравших останки короля. И это было зимой! Как же выглядит мой отец в летний зной? Мне подумалось, что его тело, пролежавшее в холодильнике почти три недели, пока проводилось вскрытие и следствие, теперь медленно оттаивает в гробу, словно шоколадное мороженое. Мне захотелось дотронуться до дерева — проверить, холодное ли оно. Пока викарий монотонно читал молитву, я шагнул к гробу, стоявшему на подложке из пластиковой зеленой травы вроде той, которой покрывают столы в зеленной лавке. Похоже, мое неожиданное движение испугало мать; она наклонилась вперед, попыталась схватить меня за плечо и, споткнувшись на неровной земле, сбила меня с ног. Мы оба упали в нескольких дюймах от открытой могилы. То ли от потрясения, то ли от невыносимой жары, которую лишь усугубляло пальто, а может, из-за выпитого незадолго до похорон джина ее стошнило на глазах у тех, кто бросился к ней, чтобы поднять на ноги. Я невольно рассмеялся, глядя, как их обдает рвотой. Некоторых людей тоже начало тошнить. Никогда не забуду лицо викария…

На последовавших поминках все только об этом и говорили. Обсуждались все мыслимые варианты — у матери случился обморок, и я пытался ее подхватить; ей внезапно стало плохо, и она упала на меня; мы оба настолько были вне себя от горя, что пытались броситься в могилу. Мать, бледная и плачущая, укрепила силы новой порцией джина и, обмахиваясь программой церемонии, не спускала с меня глаз. Больше о случившемся никогда не вспоминали.

«Брайарстоун кроникл»

Март

Полиция сообщает: мертвая женщина пролежала в доме около года

Вчера в одном из домов по Лорел-кресент, Брайарстоун, было обнаружено тело женщины. Представитель полиции сообщил, что найденное в спальне в задней части отдельно стоящего дома тело сильно разложилось.

Дом в числе нескольких других на Лорел-кресент предназначался под снос, и полицию вызвали строительные рабочие, заметившие, что в здании до сих пор кто-то есть.

Найденные по данному адресу письма указывают на то, что умершая могла пролежать в доме вплоть до года. Имя покойной не сообщается. Полиция и коронерская служба пытаются разыскать родственников или тех, кто мог ее знать.

Меня зовут Джудит Мэй Бингэм, я умерла в возрасте девяноста одного года.

До самого конца я многого боялась — хотя, конечно, теперь это выглядит крайне глупо, ведь на самом деле в конце уже ничто не имеет значения. Я боялась соседей, мальчишек-подростков, которые приходили и уходили, когда им вздумается, и стучали в дверь или сидели возле дома на тротуаре и даже на моем заборе, пока не сломали его. Они постоянно гоняли по улице на мотоциклах, курили и пили пиво из жестянок, орали и швырялись друг в друга мусором.

Я боялась, что кончатся деньги и я не смогу купить еды или платить за отопление.

Я боялась выходить на улицу.

Я боялась женщины из службы соцобеспечения, которая однажды пришла узнать, как у меня дела. Она сказала, что слышала, будто мне нужна помощь. Я ответила, что в помощи не нуждаюсь, но она все говорила и говорила, пока я не попросила ее уйти. Собственно, я послала ее к такой-то матери. Подобного она не ожидала и попыталась меня отчитать: мол, у нее такое же право на нормальные условия труда, как и у любого другого, и моя грубость совершенно неуместна. Я ответила, что ей вовсе незачем разговаривать со мной в моем собственном доме будто со слабоумной и что я сначала вежливо попросила ее уйти, но она, похоже, не расслышала.

В то время я еще была смелой, и, когда заперла за ней дверь, меня разобрал смех. Я давно не ругалась и теперь словно вернулась в молодость.

Сорок лет назад я держала паб возле доков. Место, надо сказать, было довольно дикое. Случалось, за вечер почти никто не приходил, а иной раз, когда приставал к берегу корабль или два, заведение заполнялось под завязку и многие толпились на улице. Девицы легкого поведения у нас, конечно, тоже бывали. Мой муж Стэн, пока был жив, пытался отправить их восвояси, но по мне, так их деньги ничем не отличались от любых других, и кто чем зарабатывает на кусок хлеба, меня совершенно не интересовало.