Бандитская губерния - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 13

— Пока не знаю, — честно ответил Иван Федорович.

— Но она же не наложила на себя руки? — округлила глаза Феодора Силантьевна.

— Из трех версий: несчастный случай, самоубиение и убийство — версия самоубийства покуда самая реально доказуемая, — уныло проговорил Воловцов.

— Но это же уму непостижимо: облиться керосином и зажечься! — всплеснула руками тетушка. — Это же какие муки ей, бедняжке, пришлось претерпеть! Что, повеситься нельзя было, на худой конец? — начала рассуждать сама с собой Феодора Силантьевна. — Мышиного яду в еду себе подсыпать или в питье, или вены порезать, как институтки от неразделенной любви часто практикуют? Что за выбор такой? — Она бессильно опустилась на табурет. — Нет, не верю… Скверного, конечно, характеру была покойница, но чтобы руки на себя наложить… Да еще та-а-ак…

— Я тоже не верю, — отозвался на тетушкину тираду Иван Федорович. — Однако следует признать, что подобного рода самоубийства встречаются. К примеру, в Москве в прошлом году один юноша из мещанского сословия, из-за несчастной любви, опять же, покончил жизнь самоубийством, наткнувшись на ножницы…

— Как это, «наткнувшись на ножницы»? — поначалу и не сообразила тетушка.

— А так: развел ножницы острыми концами кверху, зажал крепко и упал на них лицом, чтобы концы попали в глаза. Они и вошли через глаза в череп…

— Батюшки! — даже приоткрыла рот Феодора Силантьевна. — Экие страсти ты рассказываешь…

— А нынче по весне один пожилой человек в больших чинах и кавалер многих орденов в крайне нервическом расстройстве из-за дочери, сбежавшей из дома с каким-то коряком и уехавшей с ним на Камчатку, сбросился в своем доме с лестничной площадки второго этажа вниз головой на мраморный пол…

— И убился? — аж привстала с табурета тетушка.

— Нет, на первый раз он не убился, — ответил Иван Федорович. — Весь переломанный и окровавленный, он как-то умудрился снова забраться по ступеням на второй этаж, верно, ползком, и сызнова сбросился вниз головой на мраморный пол…

— И убился теперь? — пораженная представленною картиною, спросила Феодора Силантьевна.

— На сей раз убился. Череп его раскололся на куски, как грецкий орех, если по нему стукнуть молотком. А ведь в его кабинете в ящике письменного стола лежал заряженный револьвер. Вполне мог пустить себе пулю в висок. Или в рот. А то и в сердце. Без всяческих мучений…

До конца дня тетушка ходила под впечатлением услышанного от племянника и жалела его. «Это ж надо, какие дела Ване приходится расследовать, — рассуждала она сама про себя. — И как только у него нервы выдерживают с таким горем несусветным и напастями сталкиваться…»

Вечером, за ужином, Иван Федорович задал тетушке вопрос, который вдруг пришел ему в голову. Они уже пили чай после жаренной в масле картошки с мясом, когда он спросил:

— У покойной Кокошиной ведь сын есть, верно?

— Верно, — ответила Феодора Силантьевна. — В Петербурге служит.

— А он ей деньгами помогал, не знаешь?

— Не знаю, Ваня, — ответила тетушка. — Покойница-то, Марья Степановна, скрытная была женчина.

— И ты, конечно, не знаешь, были ли у нее какие сбережения или драгоценности?

— Нет, Вань, не ведаю того, — виновато посмотрела на племянника Феодора Силантьевна. — Да и не заводили мы с ней разговору о деньгах да драгоценностях, — добавила она. — Мы все больше о жизни рассуждали. Или кому-нибудь косточки перемалывали…

Уже укладываясь спать, тетушка вдруг заметила:

— А видать, трудненько тебе придется это дело раскрывать.

— А откуда ты знаешь, что его буду я «раскрывать»? — удивленно спросил племянник.

— Так по тебе все видно, — улыбнулась Феодора Силантьевна. — Ходишь, как телок: во все углы тычешься, будто не ведаешь дороги. Только телок от глупости, а ты от дум. А какие у тебя думы, можно по дню прошедшему судить…

— Ты прямо как следователь: все примечаешь, потом быстро анализируешь и мгновенно делаешь выводы, — усмехнулся Воловцов.

— Тут большого ума, чтобы нализировать, не надо, — правильно поняла незнакомое слово «анализировать», да неправильно произнесла его Феодора Силантьевна. — Тут каждый, кто жизненного опыта набрался да в людях мало-мало разбирается, сможет нализировать.

— Это плохо, тетушка, коли по мне все видно, — покачал головой Воловцов. — Следователь должен быть для посторонних глаз закрыт, как карманные часы. И открываться он должен для других только тогда, когда у него самого такая надобность случится…

— Часы… — тихо промолвила Феодора Силантьевна.

— Ну, да, часы, — удивленно посмотрел на нее Иван Федорович. — Работа внутри них идет, но, когда крышка закрыта, по ним этого не видно…

— Часы, — снова повторила тетушка.

— Ну, часы, и что? — уже ничего не понимал Воловцов.

— В последний свой приезд сынок Марьюшки-покойницы Володька часы ей привез в серебряном корпусе. Один разок только она об этом обмолвилась, вот я и запамятовала. А как ты сейчас сказал про часы, поди ж ты, вспомнила!

— Значит, из ценных вещей у нее имелись серебряные часы, — задумчиво проговорил Иван Федорович. — Надо будет попробовать их отыскать. И ежели часиков этих мы не отыщем, то что выходит? — пытливо посмотрел он на умную тетку.

— А что выходит-то? — сморгнула она. — Одно только и выходит, что украли часики-то.

— Вот именно! — просиял лицом судебный следователь по наиважнейшим делам, напрочь забывший, что он находится в отпуске. — Если в комнате Кокошиной часов нет, стало быть, их украли! Возможно, кроме часов у нее еще что-нибудь имелось. Деньжата точно водились, с жильцов собранные. А тратиться старушке особо не на что… Складывала небось в какую кубышку… На черный день. А кто украл? — снова посмотрел на тетку Воловцов.

— Тот, кто в комнату ейную проник, — ответила Феодора Силантьевна.

— То есть? Ну, тетушка, нализируй, — поторопил тетку Воловцов.

— То есть часы украл убивец ейный? — нерешительно произнесла Феодора Силантьевна и вопросительно посмотрела на него.

— Точно! Именно так! — похвалил тетушку племянник. — А ты и правда настоящий следователь…

— Ну, ты уж скажешь…

— И скажу…

Половину ночи Воловцов проворочался с боку на бок, пытаясь найти удобное положение, чтобы очутиться в объятиях Морфея. Но сон не шел. Уснул Иван Федорович только под утро. Ему снился сундук, полный сокровищ, на котором сидела Баба-яга, похожая на его тетушку, и болтала худыми ногами в деревянных башмаках. На ее плече сидел попугай, то и дело оборачивающийся черным котом с человеческими глазами. Попугай-кот молча смотрел прямо в глаза Воловцова, а потом слетел с плеча Бабы-яги и громко произнес:

— Вставай, Ваня…