Ее остановил голос Роудза, мягкий и в то же время настойчивый:
– Доктор Лиланд, настоятельно рекомендую выслушать нас. Затем вы можете нанять адвоката… и далее по инструкции.
Эти слова показались разумными. Все еще в бешенстве, она вновь села.
– Говорите.
– Из вашего домашнего компьютера изъята электронная переписка со сторонним адресатом, содержащая секретную информацию УПРБ. Кроме того, проверены поступления на счет, зарегистрированный на ваше имя в Национальном банке Большого Каймана. Они соответствуют платежам и датам, указанным в письмах.
– Фантастика. У меня нет счета на Кайманах, мистер Роудз. И никогда не было.
Риверз неожиданно выпрямился, поставил локти на стол.
– Нам вовсе не обязательно вести с вами разговоры, док. Мы могли просто передать дело федеральному прокурору. Вот так. – В маленьком помещении щелчок пальцами прозвучал как пощечина. – По обвинению в совершении уголовного преступления.
Все равно что пытаться пройти сквозь белую мглу в горах без каких-либо ориентиров, среди отвесных скал и расщелин. Стоп. Тяни время.
– Значит, Роудз и Риверз. Ну и совпадение
[19]
.
Никто не улыбнулся.
– Что в папке? – спросила она. – Обвинения?
Роудз протянул ей официальный бланк УПРБ. На нем стояла сегодняшняя дата. Халли прочитала, в недоумении подняла глаза.
– Заявление об увольнении по собственному желанию?
– Что выгодно государству, – Риверз ткнул в нее пальцем, – выгодно и вам.
– Господи!.. Вообще-то мне нужно подумать. Хотя бы посоветоваться с адвокатом. Вы же понимаете. Разве у меня нет такого права?
– Есть, конечно. – Роудз холодно смотрел на нее. – Но вам следует уяснить, что это предложение мы делаем здесь и сейчас. За этим столом. Ухо́дите – оно снимается.
– На вашем месте я бы согласился, – произнес Риверз участливо. Теперь он показался ей менее гнусным, однако его слова она все равно пропустила мимо ушей.
– Вам осталось только поставить подпись, доктор Лиланд. – Роудз ждал, не отрывая от нее взгляда.
Она чувствовала злость, страх и растерянность. Лицо горело. В маленькой комнате от мужских запахов не продохнуть.
– Кому же, по-вашему, я передавала данные?
Роудз посмотрел на Риверза.
– Я не уполномочен разглашать эту информацию.
Такого с ней никогда не случалось. Сравнить не с чем, опыта, который помог бы сориентироваться и правильно среагировать, тоже нет. Однако она знала, что все в Вашингтоне держится на системе рычагов, и неожиданно ей пришла в голову мысль.
– Чего боится ЦКЗ? Почему вы делаете это тайно?
Впервые в глазах Роудза мелькнула неуверенность. Он повернул вокруг пальца кольцо, посмотрел на Риверза, который пожал плечами и принялся ковырять бородавку на ладони. Роудз помолчал, затем произнес, тщательно подбирая слова:
– Вам известно, насколько важна секретность в работе УПРБ. А следовательно, и для ЦКЗ. Публичное разбирательство по поводу нарушения режима секретности может принести невосполнимый вред. Кое-кому в правительстве выгодно, чтобы УПРБ прекратило существование. Каждый поступающий сюда доллар – это доллар, который тратится не на оружие и танки. Если вы понимаете, о чем я. – Двумя указательными пальцами он начертил в воздухе пятиугольник.
Система рычагов. Сейчас она тоже надавила на рычаг. И они испугались.
– Я могу выйти отсюда прямо сейчас, джентльмены. Сделаю всего три звонка. Своему адвокату, сенатору и в «Вашингтон Пост».
Вот бы «мой адвокат» действительно существовал.
– Это так, доктор Лиланд. – Роудз вновь положил руки на стол. – Однако вы, наверное, в курсе, как дороги услуги адвокатов в Вашингтоне. Я уже говорил – если вы уйдете, у нас не останется выбора. Дело незамедлительно будет передано федеральному прокурору. Предварительные слушания, рассмотрение доказательств… Возможно, пресс-конференции… Не исключено обвинение в уголовном преступлении, как сказал агент Риверз. Подумайте. Работающий в государственном учреждении ученый продает сверхсекретные данные микробиологических исследований…
– Это предположение! – воскликнула она так резко, что Риверз отвлекся от своей бородавки.
Халли и сама знала, что это ни на йоту не изменит ситуацию, но Роудз кивнул и улыбнулся, радуясь возможности поразглагольствовать.
– Да, предположение. О продаже результатов сверхсекретных исследований. Даже если вас оправдают, с карьерой будет покончено. Кому придет в голову нанимать вас, когда есть тысячи микробиологов с незапятнанной репутацией.
– Говорю вам, док, соглашайтесь. – Риверз улыбнулся, обнажив желтые от курения зубы, которым к тому же не помешала бы щетка.
Халли едва удержалась, чтобы не крикнуть: «Заткнись!», хотя понимала – Роудз прав.
Адвокат ей не по карману. У матери деньги есть, но Халли никогда не осмелилась бы попросить. Даже если удастся нанять адвоката, историю стали бы освещать в газетах и в теленовостях, внутренних и международных. Не так много вещей интересует СМИ больше шпионажа. Возможно, геноцид да сенаторы, пойманные с проститутками. А лучше – совращающие мальчиков. Пожалуй, всё. В репортажах, конечно, представят и ее точку зрения, но предположения другой стороны – вот что будет по-настоящему иметь вес. Перед ней как наяву замелькали заголовки:
«УТЕЧКА ИНФОРМАЦИИ ИЗ СЕКРЕТНОЙ ЛАБОРАТОРИИ БИОМЕДИЦИНСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ», «В ПРЕСТУПЛЕНИИ ЗАМЕШАНА ЖЕНЩИНА-УЧЕНЫЙ».
– Знаете что-нибудь о тюрьме округа Колумбия? – произнес Риверз, словно прочитав мысли Халли. – Я лично посещал ее, док. Там творятся жуткие вещи. Особенно с такими, как вы.
Она не обратила внимания и посмотрела на Роудза.
– Вы действительно на такое способны?
Не так много вещей на свете пугали ее, но Халли честно призналась себе, что сидеть в тюрьме округа Колумбия – одна из них. Рассказывали, что увечья, изнасилования ручкой от метлы, средневековые пытки там не редкость.
– Вполне.
Можно побороться, но, как сказал Роудз, даже если она выиграет, то все равно проиграет. А еще можно поставить подпись. И уйти. Отступить – не значит сдаться.
Халли никогда мучительно не размышляла над решениями. Взвесь риски и преимущества, подсчитай, чего больше, – и вперед. Завтра будет видно.
Она подняла глаза. Роудз протягивал ей ручку. Откинувшись на спинку стула и сложив толстые руки на брюхе, Риверз самодовольно ухмылялся.
Халли хотелось послать их подальше. Она достала из кармана халата ручку «Монблан Майстерштюк Солитэр», которую ей подарил отец в день защиты докторской в университете Хопкинса.