Заледеневший - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Д. Тейбор cтр.№ 46

При обычных условиях достаточно приложить совсем небольшое усилие, чтобы сжать воздушный мешок дыхательного аппарата. Врач надавил на него, надавил сильнее, надавил изо всех сил, так что его лицо побагровело…

— Ничего не проходит! — сказал он.

Держа воздушный мешок в левой руке, он стал ударять по нему правой рукой, сжатой в кулак. Халли взяла его за руку.

— Распухание трахеи сузило проходное отверстие по всей длине.

— Черт побери, — выругался Морбелл. — Да будь все проклято. — Он отсоединил воздушный мешок, сбросил его с кровати и уткнулся лицом в ладони.

Халли поняла, что он плачет. Рокки было не спасти. Она вытащила из-под женщины простыню, накрыла распухшее до неузнаваемости лицо и помогла доктору сесть на единственный находившийся в палате стул. Халли никогда не доводилось видеть врача, дошедшего до такого состояния.

— Я не могу больше выносить ничего подобного, — рыдая, произнес Морбелл. — Я ведь давал клятву, черт возьми.

Как раз в этот момент в палату вошла Агнес Мерритт.

— Рокки умерла, — сказала Халли. — Какая-то аллергическая реакция, вызывающая удушье. Она задохнулась.

Но Мерритт не сводила глаз с врача, который все еще плакал, заливаясь слезами.

— Ну а с ним-то что? — спросила она Халли.

— Думаю, ему нужно прийти в себя и немного отдохнуть.

— Он что-нибудь говорил?

— В смысле?

Халли ожидала совсем другого вопроса: что именно делал доктор. Но почему Мерритт так заботит то, что он говорил?

— Он говорил вам что-нибудь?

— Только то, что он не может больше выносить подобное. Не ошибусь, предположив, что он имел в виду то, как умирают здесь люди.

Мерритт явно почувствовала облегчение.

— Ну все, доктор, давайте-ка возвращайтесь в свой кабинет.

Голос у Агнес был более строгим, нежели внешний вид. Она приподняла врача со стула и вывела в коридор, а потом обратилась к Халли:

— Грейтера уже известили. Он будет здесь с минуты на минуту.

После того как Мерритт ушла, до Халли вдруг дошло, что главный научный сотрудник даже не взглянула на тело Рокки.

Среда, вторая половина дня, ровно три часа дня. Шестой этаж главного здания Национального научного фонда, нового и сверкающего, уставленного огромными растениями в горшках, стоящими на фоне высоких протяженных сияющих окон. «Отсутствие необходимости хранить тайну — большое преимущество этого ведомства», — подумал Барнард.

— Доктор Дональд Барнард. У меня назначена встреча с директором.

Барнард был удивлен, увидев перед собой молодого человека с ост-индской внешностью, сидевшего за секретарским столом в директорской приемной. Когда его перевели на работу сюда, исполнительные помощники назывались секретарями и были женщинами. Как Кэрол, например, которая была одних лет с ним и сидела в его приемной. Но сейчас времена изменились не только здесь, но и в Вашингтоне — возможно, особенно в Вашингтоне, где недостаточная политкорректность могла стоить карьеры.

— Разумеется, доктор Барнард. Прошу вас, подождите немного, пожалуйста.

Мелодичный голос этого молодого человека напомнил Барнарду звучание колокольчиков. Секретарь вошел в дверь, расположенную за его спиной, и вышел из нее меньше чем через минуту.

— Простите, сэр, что заставил вас ждать. Прошу вас, проходите, пожалуйста.

Он распахнул дверь перед Барнардом и закрыл ее за его спиной.

Невысокий, опрятного вида человек со смуглой кожей и коротко подстриженными черными волосами («Еще один ост-индиец», — предположил Барнард), протягивая руку, вышел ему навстречу.

— Дэвид Геррин. Искренне рад вас видеть.

Вход в вестибюль здания Национального научного фонда осуществлялся через огромные вращающиеся двери, какие часто можно видеть в присутственных местах Нью-Йорка. Такие двери Барнард не любил. Как-то раз он видел, как в одно мгновение сломалась ножка ребенка, попавшая в такую дверь, у которой инфракрасный датчик блокировочного механизма был установлен на четыре дюйма выше макушки этого несчастного мальчика. А сейчас, после только что закончившейся встречи, ему казалось, что он попал в эту вращающуюся дверь и вертится в ней, как белка в быстро крутящемся колесе.

Снаружи висящая в сером воздухе изморось превращалась в колющую лицо ледяную крупу. Падая на землю, она устилала тротуары и проезжую часть опасным сверкающим покровом. Барнард повернул направо и пошел в западном направлении по бульвару Уилсона, затем снова повернул направо на Норт-Стюарт-стрит. Он не прошел по ней и двадцати шагов, когда серая «Тойота Камри» припарковалась во втором ряду как раз напротив него. Дон уже удивлялся этой машине, когда в первый раз ехал в ней вместе с Бауманом. Тогда, ожидая Уила на условленном месте, он был уверен, что тот приедет на бронированном «Астоне-Мартине» с установленным в нем пулеметом. Барнард, помнится, даже сказал что-то по этому поводу, чем сильно рассмешил Баумана.

— Невидимость — самая лучшая броня, — сказал Уил тогда.

Барнард забрался в машину.

— Поехали обратно в БАРДА.

Раньше, в районе десяти утра. Барнард, к своему удивлению, снова увидел Баумана в своем офисе почти сразу после их ночной встречи. Но еще больше удивило его то, что Бауман привез с собой.

— Сейчас на Южном полюсе работают тридцать два научных сотрудника, — отрапортовал Бауман.

— Больше, чем я мог подумать.

— Это не проблема. Мне подготовили поименный список этих людей с углубленным анализом их жизнедеятельности, произведенным по многочисленным базам данных — со дня рождения до сегодняшнего дня. А это тонны терабайтов. — Он улыбнулся — скорее оскалился, как волк, показалось Барнарду.

— И это сделали для тебя так быстро?

— Когда им нужна моя помощь, я не отказываю. У нас это взаимно. Каждая человеческая жизнь представляет собой совокупность данных. Девяносто девять процентов — ничем не примечательные сведения с точки зрения статистики остающиеся в рамках заданных параметров. Представь себе результаты работы сейсмографа в графической форме: это бесконечная линия, описывающая колебания, с амплитудой в один дюйм. И вдруг происходит что-то необычное — например, проснулся Кракатау, и пишущая игла подпрыгивает вверх. Графическая линия жизни может быть представлена таким же образом. Длинная непрерывная линия, образованная из мелких закорючек, и вдруг всплеск. Пишущую иглу приводят в движение аномалии. Студент-отличник проваливается на экзаменах. Выгодный кредит срывается. Визиты врача внезапно становятся более частыми. Семейная жизнь, продолжавшаяся тридцать один год, заканчивается разводом. «Кадиллаки» после «Хонд». Ну и так далее. Алгоритмы делят год на наносекунды. Это что-то похожее на намытое золото. Ты промываешь и промываешь песок и, может быть, наконец увидишь, как что-то блеснет.