Кейт, Стрэйк и Джой зашли посмотреть, что Блохин изобразил внутри. Гардон отказался составить им компанию, побродил немного за домом в густой душистой траве и уселся на землю около небольшого ручья, искрящегося солнечными бликами и нырявшего в тень плакучих ив. Рэд не мог переключиться. Пространство не отпускало его, все время возвращая к «Монике» и отдельным эпизодам свободного поиска, путая мысли и ощущения. Наконец он устал бороться за здравый смысл, поднялся, вернулся на лужайку перед домом и наткнулся на Виктора, только что приступившего к расчистке бассейна.
– Где бродишь? Серж привез Эдварда!
– Молодец.
– Чего ты такой заторможенный? Не вернулся еще?
– Заторможенный? – рассеянно переспросил Рэд. – Да… наверное. Отбрасывает во времени.
– К вечеру перестанет, – пообещал Блохин уверенно и не ошибся.
Под аромат жарящихся шашлыков экипаж самозабвенно развлекался, брызгаясь из поливальных установок и паля по пустым бутылкам из именного оружия. Дикие вопли далеко разносились по окрестностям в вечерней тишине. Гардон ходил смурной и молчаливый, пока бортинженер со штурманом не столкнули его в наполнившийся бассейн прямо в одежде.
– Джой, спасай капитана! – заорал Виктор. – Утонет!
– Джой, не слушай ты его, – сказал Джери. – Рэд лучше нас всех вместе взятых плавает. В тренажерке на «Монике» ему скорости водной дорожки не хватает – в стену врезается… жуткое зрелище. Видел, наверное?
– Нет.
– Замороченный какой-то рейд был, – вздохнул Стрэйк. – Не до спортивных развлечений.
Рэд выбрался из бассейна, спихнул туда Виктора и отправился в дом сушить одежду. Ощущение безвременья пропало.
Перед домом разожгли костер. Джоя с Эдди невозможно было оттащить друг от друга. Рэджинальду, опасавшемуся, что своенравный Гетт, почувствовав конкуренцию, постарается указать стажеру его место, оставалось только слушать их, вспоминая, как он сам в первый раз взялся за штурвал. Джери подошел к Гардону со стаканом в руке.
– Не знаешь, Блохин уже в кондиции?
– Н-ну… Он только что подбивал Сержа устроить фейерверк из ракетниц и сигнальных факелов.
– Пора вручить ему гитару, пока он не устроил здесь планету Джунгли. Третий раз уж совсем не хочется, капитан…
Гардон допил и после непродолжительных поисков притащил к костру упиравшегося Виктора. Джери вручил ему инструмент.
– Чего петь-то? – спросил недовольный Блохин, покрутив колки и исполнив несколько куплетов непристойного содержания.
– Что-нибудь душещипательное, – ухмыльнулся Кейт, – про слезы на глазах при виде родной планеты.
– Про звездную дорогу и сны на борту, – подсказал Серж. – Помнишь?
– Помню. Как не помнить? Спел вам, дуракам один раз, так вы потом полдня надо мной издевались, и ты – первый! Вот теперь не буду я ее петь, – мстительно добавил Виктор.
– Не ломайся, Вить, – попросил Стрэйк. – Сегодня все уже выпили и страдают сентиментальностью. Ржать не будут.
Бортинженер сдался и взял первый аккорд.
А под вечер я зажгу свечу.
Слезы воска, словно слезы женщин.
И хотя я с вечностью обвенчан,
Я сегодня никуда не полечу.
Отдохнем, друзья, немного. Снова звездная дорога,
Взлеты, смерти, виражи и любимых миражи.
На борту мне сняться сосны и туман в лугах белесый.
Мне бы только бы дожить! Миражи…
Распахну навстречу ночи дверь.
С ветром мне не будет одиноко.
Теплый дождь умоет пыль со стекол,
Прошептав: «Ты на земле теперь».
Отдохнем, друзья, немного. Снова звездная дорога,
Взлеты, смерти, виражи и любимых миражи.
На борту мне сняться сосны и туман в лугах белесый.
Мне бы только бы дожить! Миражи…
Сколько раз мне говорила ты:
«Это – дом, и надо здесь остаться,
Люди смотрят, как на иностранца!»
А в ответ извечное: «Прости».
Глава 3
Отпуск
На протяжении последующих двух недель Рэджинальд только и делал, что таскался по различным комиссиям и оправдывался, не чувствуя вины. Наконец нервотрепка закончилась, и пришло время выполнять обещания. Рэд представил, с какой тоской он будет смотреть на машину, находясь в заточении, оставил ее на базе АСП, добрался на служебном модуле до орбитального космопорта и сел в рейсовый звездолет. Было очень непривычно ощущать себя в пассажирском кресле, и когда загудели двигатели, Гардон невольно оглянулся на кабину пилотов.
– Вам тоже не нравятся эти перелеты? – участливо спросила пожилая женщина, сидевшая рядом, и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Я всегда ужасно боюсь. Особенно во время входа в атмосферу: турбины так жутко воют! Если бы не внук, – она кивнула на вихрастого парнишку, лет двенадцати. – Я в жизни бы не поднималась выше третьего этажа.
– Не переживайте, мэм, все будет в порядке, – ответил Рэджинальд. Он слишком хорошо знал, что такое страх перед полетами. Для него этот страх побежденным дважды остался далеко позади. А для нее?
«Кто эта женщина? – задумался капитан. – Кем работала, как жила? И кем я показался ей? Или она напугана так, что хватается за первого встречного…» Рэд сказал ей несколько дежурных фраз, которые обычно говорят в таких случаях, и получил в награду благодарную, чуть грустную и невозможно обаятельную улыбку.
Ему стало интересно, как он выглядит со стороны без формы и как его воспринимают окружающие. Вряд ли кому-то могло прийти в голову, что рядом с ними на борту пассажирского лайнера «Transanalogical corporation» решил прокатиться капитан АСП.
Соседка попросила объяснить мальчишке, как ориентируются пилоты, когда лайнер уходит из зоны действия наземных диспетчеров, и Рэд поймал себя на мысли, что разучился разговаривать с посторонними людьми. Даже находиться среди них было непривычно. Он так и не вспомнил, когда последний раз летал по альфа-радиусу на лайнере. Хотя для большинства людей, чья деятельность не была связана с работой в пространстве, этот вид транспорта был основным связующим звеном внутри родной планетной системы. Гардон мог позволить себе машину класса «земля-космос». А если было далековато, беззастенчиво пользовался малыми бортовыми звездолетами «Моники» не только для служебных поездок.
Симпатичные стюардессы, степенная пожилая дама со своим внуком… Происходящее вокруг, казалось, не имело никакого отношения к преодолению расстояний в безвоздушном пространстве, к которому Рэджинальд успел привыкнуть.
В атмосфере корабли гражданских линий переключались на суборбитальные двигатели. Человечество, наученное горьким опытом Земли-1, теперь трепетно относилось к воздушным оболочкам обжитых планет. Звездолет развернул крылья, ловя сгущавшийся воздух, и корабль начало еле заметно потряхивать.