Другое утро - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Макарова cтр.№ 60

Ты такая… Да я тебе всю жизнь благодарна буду, сколько ты для нас с Анюткой делаешь. Ты мне как родная стала. Как все Аксеновы, как тетя Зоя, как Саша. Ближе вашей семьи у меня никого нет.

– Ты мне тоже как родная. Только к Аксеновым я не имею никакого отношения, – призналась Ира.

– Как не имеешь? Саша мне сказал, что ты его жена.

– Мы не женаты.

– Подумаешь! Саша разведется, и поженитесь, какое это имеет значение? – не поверила ей Таня.

– Ты права, никакого это значения не имеет. Просто так неожиданно все на голову свалилось. Все-таки сложно в таком возрасте друг к другу притираться, а мы и знакомы-то без году неделя.

– Ну и что? – опять не поверила ей Таня.

– Может, и ничего, но, понимаешь, у него своя жизнь, а у меня своя. Он без комбината своего не может, от Москвы шарахается, а я здесь всю жизнь прожила, у меня тут «Парашют». Конечно, не аксеновская махина, где десятки тысяч людей, но это мое, понимаешь, мое!

Тоже люди, тоже силы, тоже мечты. У меня здесь Ленка с Валеркой, а там все чужое, что я буду там делать? Но и так, летать друг к дружке в гости на пару дней – тоже не дело. Понимаешь?

Татьяна качала головой и молчала.

– Да, – пришлось признаться Ире. – Ты права.

Все это можно было бы как-то устроить, даже переехать, ведь, в конце концов, без семьи все бессмысленно, я и сама уже решила, что ребенка надо родить. А теперь вот смотрю на него и представляю, каким бы был наш сын, мне почему-то кажется, что у нас обязательно был бы сын, хотя до этого я девочку хотела. Но я боюсь сама не знаю чего, понимаешь?

– Да, – так четко и громко произнесла Таня, что Ира вздрогнула. – Когда в десятом классе Сашка был в меня влюблен, я от него как черт от ладана бегала, так боялась наедине остаться, что коленки дрожали. Я привыкла, что он всегда в классе распоряжался, и мне казалось, что на меня одну его слишком много…

– Вот-вот, – обрадованная, что ее поняли, встряла Ира, – и мне так кажется. – Потом улыбнулась чуточку хвастливо и добавила:

– Только не наедине. Наедине он у меня послушный, как агнец Божий.

– Вот видишь! – в свою очередь, обрадовалась Таня. – Значит, ты ему нужна как никто.

– Наверное, ты его знаешь больше, чем я, – вздохнула Ира. – А почему ты ему об Анютке не рассказала, не попросила помочь? Ни ты, ни Зоя Васильевна?

– Не знаю. Мы как-то об этом и не подумали. У него своих забот хватает. Сама сказала – десятки тысяч людей. Наверняка и дети больные там есть.

– Ладно, – сказала Ира. – Что это мы все о нем да о нем? Как в многосерийном фильме. Он, может, у меня и не появится больше, может, ему надоели все эти сложности.

– Появится, – снисходительно, с высоты своего пожизненного знакомства с Аксеновым усмехнулась Таня. – Он тебя очень любит. Сам мне сказал.

– Вот видишь. Тебе сказал, а мне нет, – горестно заключила Ира.

– Сказал – не сказал, разве это главное? Мне вон мой Мишка шесть лет проходу не давал, пока не вышла за него, а теперь видишь вот… Не смог. Но я его не виню. Ему, может быть, куда хуже, чем мне. Не все могут. А Санька, он как раз из таких, которые многое могут. Каждому Бог свое испытание, свой крест дает.

Одному немочь преодолевать, другому силой своей, талантом распоряжаться. Неизвестно, что труднее.

– Не понимаю я этого, Тань. Испытания, крест… А Анютке твоей за что крест такой, в чем ребенок может быть виноват?

Когда ее Катюшка – солнечное, открытое миру существо, от улыбки которого расцветало все и вся, – умерла, Ире тоже говорили про крест, про испытание, про судьбу, провожали в церковь и показывали, куда поставить свечку за упокой. Но Иру это совсем не успокаивало, скорее наоборот, бередило рану еще сильнее. Ей казалось, что люди все это придумывали для того, чтобы оправдать, почему умер чудесный светлый ребенок, а не кто-нибудь из них, уже оставивших в этой жизни след, в котором Бог при желании наверняка мог бы разглядеть за что покарать.

– Ирочка, так ведь крест не только за что-то Бог дает, а зачем-то. – В голосе Тани снова послышались нотки привычного учительского терпения. – И крест этот не только Анютке, а и мне, и Мишке, и, может быть, кому-то еще. Чтоб душа прошла через это испытание и очистилась, просветлела. Хотя.., я не умею объяснить. Вот если б тебе, с нашим отцом Георгием поговорить…

– Кого Бог любит, того испытывает? – по инерции припомнила одну из бабушкиных приговорок Ира.

Таня кивнула и улыбнулась:

– Конечно. Я не знаю, зачем это испытание Анютке или Мише. Не моего ума это дело. А вот то, что я должна научиться на судьбу не роптать, должна принять и болезнь и смерть Анечки такими, как есть, – это я точно знаю.

Ее спокойная улыбка настолько не вязалась со словами о болезни и смерти дочери, что Ира удивленно выдохнула:

– Как трудно…

– Трудно, – подтвердила Татьяна и весело пообещала:

– А тебе с Сашкой, думаешь, легко будет? Кстати, не знаешь, что мы под столом делаем?

Ира подняла голову, посмотрела на кухонный стол и расхохоталась:

– Не знаю!

Они вылезли из-под стола, пили холодный чай и долго молчали в тишине рассвета, а когда утром собирались в больницу, Таня жалобно попросила, кивнув на Ленкины пакеты в углу:

– Ирочка, а можно я не буду это брать? Ты только не обижайся, и подружка твоя пусть на меня не обижается, но у нас с Анюткой все есть, правда все есть, а если что-нибудь будет нужно, я тебя попрошу, обязательно попрошу. Можно?

– Можно, – разрешила Ира.

– Да ты не волнуйся так, с ним ничего не случится, я уверена, – успокоила Таня.

– Почему? – удивилась Ира.

– Потому что он здесь нужен.

– Это точно, здесь он нужен, – согласилась Ира и в самом деле успокоилась. Он появится. Обязательно появится, куда ж ему деться?

В понедельник семнадцатого белый щит обменного пункта рядом с метро показывал девять рублей пятьдесят копеек за доллар. Ира привычно скользнула по нему взглядом, мысленно находясь еще в больнице с Таней и Анюткой. Прошла еще несколько шагов, прежде чем сообразила – что-то не так. Вернулась, еще раз взглянула на щит и не поверила своим глазам, вернее, не дала себе поверить. Ведь может же быть это ошибкой? Ну перевернул кассир обменника цифру наоборот. Бывает. Следующий обменник показывал девять шестьдесят пять, а еще один, рядом с ним – десять. При всем желании не верить своим глазам, допустить, что ошиблись три кассира подряд, невозможно. То, о чем уже пару месяцев ходили глухие слухи, за давностью ставшие привычными, стало реальностью.

Для ее издательства, с трудом прокладывающего себе путь среди межокеанских лайнеров, утлого суденышка с грузом кредита на борту, в договоре по которому черным по белому написано: «по курсу ММВБ на момент перечисления денег», девять пятьдесят за доллар означало очень серьезную течь. К тому же в большинстве договоров с распространителями никаких ссылок на курс не предусматривалось, там были просто рубли, иначе книжки на реализацию брать отказывались. А все вместе это означает – плюс пятьдесят процентов к кредиту и минус пятьдесят процентов к выручке. Если, конечно, к моменту выплаты кредита это будет пятьдесят процентов… И если эта выручка вообще попадет на счет «Парашюта».