Красная Волчица - читать онлайн книгу. Автор: Лиза Марклунд cтр.№ 55

— Какой ты милый, — сказала она. — Кто обманул? Кто оставил семью? Кто искушает дьявола? Точно не я.

— Сильвия вчера плакала весь вечер, она была просто безутешна, — сказал Мехмет, и в его голосе тоже прозвучали плаксивые нотки.

Эти крокодиловы слезы окончательно вывели Анну из себя.

— Бог ты мой! — закричала она. — Я еще виновата и в том, что она такая слабонервная.

Мехмет набрал в легкие воздух и заорал, перейдя во фронтальную атаку:

— Сильвия сказала, что ты ее оскорбила, и могу сказать тебе одно, Анна Снапхане, если ты будешь и дальше вмешиваться в мою семейную жизнь, то я за себя не отвечаю!

Анна почувствовала себя так, словно из груди внезапно исчез воздух. Мозгу перестало хватать кислорода, она задыхалась.

— Ты мне угрожаешь? — сказала она. — Ты на самом деле такой дурак? Как же низко ты пал. Она что, совсем лишила тебя мозгов?

Отчуждение нарастало, оно раскручивалось по линии над зыбучим песком оборот за оборотом, и когда голос Мехмета снова зазвучал в трубке, он находился уже на расстоянии световых лет от Анны.

— Я понял, — сказал он. — Поступай как знаешь.

Потом наступило молчание. Диалог исчерпался.

Чувства выкипели. Анна упала лицом на стол и разрыдалась.

Поднимаясь по лестнице назад в редакцию, Анника чувствовала, как ею постепенно овладевает неприятное беспокойство. Она пролистала старые газеты, но в результате осталась только с грязными руками и запыленными джинсами. Шестидесятые и их политические движения не были должным образом оценены в средствах массовой информации того времени. Каждый день газета менялась, появлялись материалы, которые можно было продать, создавались новые рубрики, новые полицейские расследования, за которыми надо было следить.

Компоновка газет и качество печати в шестидесятые годы были ужасными, шрифт неудобным, а растр фотографий грубозернистым. Анника была счастлива, что ей не пришлось работать в то время.

Каждой эпохе свои идеалы, подумала она, возвращаясь в свою стеклянную клетку. Во времени можно жить как в каком-то месте, и шестидесятые были неподходящим местом для нее.

Но подходят ли ей двухтысячные?

Она услышала телефонный звонок и ускорила шаг.

— Я слышал, что ты меня искала, — сказал Ханс Блумберг, архивариус «Норландстиднинген».

— Как хорошо, что вы позвонили, — сказала Анника, закрывая за собой дверь. — Как вы себя чувствуете?

На секунду повисло молчание.

— Почему это тебя интересует?

Анника села на стул, удивляясь беззащитности вопроса.

— Телефонистка на коммутаторе сказала, что вы больны, и я обеспокоилась.

— Хо-хо, пресловутая женская заботливость, — сказал Ханс Блумберг, и Анника, против воли улыбнувшись, сразу вспомнила, как он сидит в своей фуфайке за обшарпанным столом под доской объявлений, оклеенной детскими рисунками и украшенной призывом продержаться до пенсии.

— Ничего серьезного, надеюсь? — сказала Анника и откинулась на спинку стула.

— Нет, нет, нет, — ответил архивариус. — Все старое и обыденное. Срок хранения продуктов истекает. Они могут простоять в холодильнике несколько дней, и если их не выпьют или не съедят, то они портятся и прокисают. Их выливают и выбрасывают и идут покупать свежие. Так теперь со всем в этом нашем новом мире.

Анника перестала улыбаться, услышав эти слова. Тон был шутливым, но за ним угадывалась настоящая горечь.

— О да, — уклончиво ответила Анника, усилием воли заставив себя не обращать внимания на горечь. — Для меня вы не старый продукт, а выдержанное коллекционное вино.

— Да, стокгольмские девушки умеют ценить настоящих парней. Чем могу служить прекрасной даме?

— Общий запрос о днях минувших, — сказала она. — Я ищу данные об одном молодом человеке из Саттаярви, который жил в Лулео в конце шестидесятых и, предположительно, работал в церкви. Его звали Ёран Нильссон.

— Он умер? — спросил Ханс Блумберг и заскрипел ручкой по бумаге.

— Думаю, что нет, — ответила Анника.

— Стало быть, оставим усопших до лучших времен. Что ты хочешь знать?

— Все что угодно. Побеждал ли он в танцевальных соревнованиях, участвовал ли в демонстрациях против империализма, грабил ли банки, не женился ли он в то время.

— Ёран Нильссон, говоришь? Ты не могла найти менее редкое имя?

— Искала, но не нашла, — ответила Анника.

Архивариус испустил громкий стон. Анника явственно представила себе, как он наклонился над столом и встал со стула.

— Это может занять несколько минут, — сказал он. — С той поры столько воды утекло.

От нечего делать Анника стала просматривать hemnet.se и прочла материал о всех виллах, продающихся в Стокгольмском лене, остановилась на фантастическом новом доме на Винтерсвиксвеген в Юрсхольме — за какие-то жалкие шесть миллионов девятьсот тысяч, потом пошла попить кофе и поболтала немного с Берит, попыталась поймать Томаса по мобильному, но не смогла, отправила сообщение Анне Снапхане, и… в этот момент зазвонил телефон.

— Легкую задачку ты мне задала, — не здороваясь и тяжко вздыхая, произнес Блумберг. — Угадай, сколько Ёранов Нильссонов в нашем архиве?

— Семьдесят два с половиной, — ответила Анника.

— Совершенно верно, — согласился Ханс Блумберг. — Но единственного Нильссона, который родился в Саттаярви, я обнаружил в объявлении о помолвке.

Анника недоуменно вскинула брови:

— Оглашение обручения? Но ведь это было в девятнадцатом веке, когда пастор объявлял в церкви о предстоящем бракосочетании кого-то из прихожан, разве не так?

— Не так, — сказал Блумберг. — Оглашение обручения было обязательным до 1973 года, но ты права в том, что это дело пасторов. Оглашение должно было читаться в церкви три воскресенья подряд до свадьбы к сведению паствы.

— Но зачем было писать об этом в газете?

Ханс Блумберг задумался.

— Так было принято в то время, объявления такого рода заключались в особую виньетку. Вырезка из номера за 29 сентября 1969 года. Прочитать?

— Сделайте одолжение, — ответила Анника.

— «Ассистент прихода Ёран Нильссон, родившийся в Саттаярви, проживающий в Лулео, и студентка Карина Бьёрнлунд, родившаяся и проживающая в Карлевике. Бракосочетание состоится в ратуше Лулео в пятницу 20 ноября в 14 часов».

Ручка летала по бумаге, Анника едва успевала записывать его слова. По коже бежали мурашки, стало тяжело дышать. Боже милостивый, спаси и сохрани, ведь этого просто не может быть.

Она попыталась подавить волнение. Еще не время, надо все хорошенько обдумать и оценить.