Хорошо, что назвал Гаечей. Билюкай от удовольствия расплескал кипяток, жгучие, как кислота, капли попали на руку Киша. Не отдернул руку, не вскрикнул. Подумал: мышонку Икики сейчас хуже, если он среди гамул…
Пар снова затянул всё пространство огромной бани.
И воздух колебался, как зыбучее, затянутое паром болото.
От ожогов на коже остались пятна, как китайская тушь, наверное, не отмоешь – особенный знак, знак Билюкая. Гамулы подлетали, смотрели на Киша с уважением. Когда пар ненадолго сносило, видел далекую сторону бассейна: обрывистые базальты, кое-где перемежающиеся лентами разноцветных пород, пластами желто-зеленой серы. Изображение Айи, как свет над подземным миром, правда, от кипящей воды несло тухлыми яйцами.
«Я не всегда тут жил», – ласково сказал Билюкай.
И посмотрел на Киша ласково: «С братом договорились, кто первый умрет, тот заселит подземный мир».
«Ты умер первый», – догадался Киш.
Билюкай с восхищением ударил кулаком по кипящей воде.
«Крепкий, очень крепкий ум! – одобрил. – Мне под землей понравилось. Две дочери меня услышали – тоже сюда переселились. Красивые как… – обернулся на исполинское изображение девушки. – Так примерно…»
Добавил, подумав: «Иногда поднимаюсь к брату, катаюсь по снежной тундре на куропатках. Если видят меня – одному везет в охоте, другой начинает заикаться. Кому как. Я не спорю. У меня большое паровое хозяйство… – обвел рукой чудовищную баню. Во влажной горячей тьме угадывались вулканические котлы, гудящий огонь, свистящие фумаролы, просто растекающееся подземное тепло. – Когда от Кутхи всякие приезжают в богатых кухлянках и на хороших собаках, я у таких всё отбираю. Пусть у меня ходят в грязном тряпье, пока до костей не отмоются. А когда приезжают на скверных собаках и в грязной кухлянке, таким тоже ничего не даю. Раз не могли заработать у доброго Кутхи, зачем ко мне идут?»
Гамулы висели под сводом как летучие мыши, весело прислушивались.
Вдруг распахивалось бесконечное пространство. Видел снежную тундру, слышал лязг железа, голоса. Дети мертвецов разговаривали на странном, но почему-то понятном языке. «Вчера с братом и его девушкой вышли погулять, настроение на нуле, ничего неохота делать. Тут меня осенила мысль купить «монополию» или типа того. Зашли в «Мир детства», купили «менеджер», взяли пивка. Пришли домой, разложили, начали играть. – Краем глаза Киш видел, что Билюкаю весело такое слышать. – Мало того что всё чуть не переругались, но после фразы жены: «муж ты мне или нет? продай мне газовую компанию, а то я тебя кормить не буду!» – ну, прям не знаю!»
Билюкай засмеялся. Дрогнули горы, кипящая вода всколебалась.
Гамулы весело сорвались с кровли – как летучие мыши стригли перепонками клубы густого влажного пара. Билюкай, как занавеску, раздернул горячий туман, и Киш опять увидел чудесное панно – по всей базальтовой стене, уходящей в неизвестность, в клубящиеся горячие облака. Изображение девушки таяло, смещалось, только часть голого живота и бедро отчетливо виднелись, да черная коса – в узелках, как веточка лиственницы.
Билюкай довольно рассмеялся:
«Видишь, какая?»
«Вижу».
IX
Теперь гамулы совсем зауважали Киша.
Личный знак Билюкая на руке – это много. Мало ли что обжегся. Зато теперь любое существо сразу узнает, что это Киш, что он не простой. Он многое видел. Он слышал многое. Гамулы бесшумно стригли воздух над головой, пытались заинтересовать Киша. Подсказывали: вулканы – это души умерших, так пытались заинтересовать. Вулканы сейчас ушли далеко к морю, а раньше стояли в тундре. Ушли, не выдержали беспокойства от вечно грызущих склоны евражек.
Гамулы тучами вились над Кишем, уважительно смотрели: интересно ему или нет?
Поясняли: теперь во тьму вулканов, в жар и огонь, к Билюкаю спускаются с земли души чюхчей, одулов, ламутов, олюторцев, шоромбойцев – всякие люди и звери спускаются под землю непрерывным потоком. Так много бывших людей стремится к Билюкаю, что пропускают их мимо КПП, чтобы не задерживать. Было время, Билюкай сам пыль с порогов сметал, на стражу выходил в три смены, вынести горшок некому, а теперь рабочих рук много. Никаких кризисов.
И нас – как ягоды в хорошую осень, хвалились гамулы.
После встречи с Билюкаем Киш много где побывал. Выходил то на одну глухую тропку, то переступал на другую. Шел то с одной группой молчаливых душ, то с другой. У всех спрашивал: «У кого есть имя?»
Души не отвечали.
Может, забыли. А может, опасались, не знали, что у Билюкая хорошо, а что плохо. Иметь имя – вдруг плохо?
Киш заглядывал в смутные глаза, но они уже побелели, зрачков не видно.
Одного строго спросил: «Кто ты?»
Другого спросил: «Откуда ты?»
Третьего: «Куда ты?»
Спрашиваемые не отвечали, только мелко тряслись.
Нет, это точно не я съел «Книгу совести», думал Киш огорченно.
Учитель Анну собирался всем жителям страны Аху задать в будущем хитрые вопросы.
А вот какие?
Киш многих спрашивал.
В общем, ни одна тень не отмахивалась от вопросов о небесной механике или о корнях любви к ближнему, но ни одна и не отвечала.
«Кто видел коробку, подписанную так: «спички»?
Тоже никто не отвечал. Только старая полярная сова, хлопая крыльями, однажды села перед Кишем.
Он содрогнулся: «Ты видела коробку, надписанную «спiчки»?
«Много таких видела», – ответила сова недовольно.
Наклонила голову набок, недовольно распушила перо: «В складе много таких».
Киш неустанно искал. «Икики! Икики!» Бродил по бесконечному складу, чиркал спичками. На серный запах мгновенно прилетали гамулы, сердито спрашивали, что он тут ищет? Киш не отвечал, подражая теням.
Поиграв в вонючем сернистом огне зажигаемых Кишем спичек, гамулы исчезали.
Сюда бы бригадного комиссара Иччи, он бы нашел. У него хорошие помощники из клана наусчич. Длинные морды, короткие хвосты, красноватая замша. Никто не скажет, что не следят за своим внешним видом.
Но лягушки не ждут аистов.
«Икики! Икики!»
Предел знания – столько коробок лежало на складе.
«А ты подожги, – весело подсказывали гамулы. – Жарко станет, сам выскочит».
Неясные отсветы гуляли в темных душных переходах, темные цепочки теней медленно и слаженно двигались в направлении, только им известном. У Билюкая всё рассчитано, кто куда.
Подошел прораб в кожаной робе, спросил Киша: «Зачем играешь с огнем?»
«Друга ищу».
«Что за друг?»
«Совсем живой».
«Тогда ищи там, вверху», – ткнул пальцем.