— Вампиры стали дохнуть с голоду? — уточнил Жанн.
— Заразились через кровь. Несколько чело… этих лемутов бросили все и двинулись на поиски лучшей жизни. Среди них была Элли. Так ее назвал Даниэль, я не ошибся?
Пастух выдержал острый, непримиримый взгляд отца Альберта. Священник не простит, что женщина-вампир названа именем погибшей Элисии.
— Довольно скоро их осталось всего трое, и далеко они не ушли. Повстречали Волосатых Ревунов; один погиб, двое попали в плен. Эта женщина и ее, с позволения сказать, муж. Ее самец. — В голосе преподобного отца проскользнули мстительная нота. — Он попытался бежать, был убит, и она осталась одна.
— П-пленница Ревунов, — выговорил Алейн, глядя в пол. — Сколько времени она п-провела с ними?
— Неизвестно, — ответил отец Альберт. — Она сама не знает.
— Они ее… того? — Бэр Дюмо пожалел уши младшего сына, не высказался напрямую.
Отец Альберт выдержал долгую паузу, за которую Даниэль готов был его убить.
— Как самка она их не интересовала. К тому же, им было велено ее беречь.
— Ого! — воскликнул Бэр. — Кто же это им велел?
— Я полагаю, колдун Нечистого, которому те лемуты служат.
— Служили, — поправил Жанн, будто желая напомнить, что Даниэль расправился с Ревунами.
— Они вели ее к этому колдуну, — продолжал священник. — Вероятно, об этой новой разновидности лемутов прознали совсем недавно; Ревунам было поручено разыскать их и доставить для ознакомления. Вы ведь знаете, что Нечистый любую тварь использует в своих целях, на погибель роду людскому. Ревуны как раз и направлялись в тот глухой край, к озеру Атабаск. Затем часть отряда повернула назад, уводя с собой пленников, а остальные двинулись дальше — видимо, на поиски вампирского племени, желая отловить еще кого-нибудь. А теперь, Дани, мы выслушаем тебя.
Пастух коротко поведал всю историю, начав с того, как Сат Аш вынес его на прогалину к удиравшим от лорсиного загона лемутам. Отец Альберт задал несколько уточняющих вопросов о Ревуне, который спал на ходу, однако Даниэль мало что мог рассказать.
— Никак не разберу: отчего же он спал? — подивился Бэр Дюмо.
— Похоже, на него действовал яд, — отозвался священник. — Она пила его кровь, а Ревун — не овца из их стада.
— Бррр… Дани, она тебя, часом, не искусала? Девчонка-то, видать, не промах, знает, где сладко… Ладно. Так что нам делать с этой кралей?
— Я бы спросил о другом, — вмешался Жанн, — Дани, чем ты собираешься ее кормить?
— Дичи настреляю, — буркнул Даниэль.
— Да? — пер Альберт резко подался вперед. — Не забудь: она мертвечину просто так не ест. Ей сначала подавай живую кровь.
— Придется дать живую кровь.
— Это кого ж ты ей отдашь? Своих лорсов? Пса? Зайцев-подранков? — Голос священника поднялся. — Они будут кричать, как кричала Элисия, когда ее рвали волки, а твоя кровопийца будет их сосать. А ты будешь стоять рядом и слушать. И ощущать их ужас и боль!
Даниэль не ответил. Он еще не успел это обдумать. Надо подбить птицу или зверька, живым донести до хижины… Даже если брать Элли с собой на охоту, чтобы она была рядом, — они будут кричать и биться у нее в руках. А от крика подранков у него сердце рвется. Элисия тоже звала на помощь, там, на тропе, и ее голос часто слышался ему по ночам…
Он взглянул, на священника.
— Чего вы от меня хотите?
— Вспомни, что она — лемут, а ты — человек! Сын мой, ты связался с порождением Нечистого.
— Хорошо. Что дальше?
— Лемуты не должны жить с людьми, — отчетливо произнес пер Альберт. — Вообще не должны жить.
Глава 6
В хижине повисла напряженная тугая тишина. Даниэль не сводил глаз со своих сцепленных побелевших пальцев. Бэр Дюмо похлопывал ладонью по колену, туго обтянутому коричневой замшей, губы его беззвучно шевелились, складывали ничего не значащие слова. Жанн крутил в руках пустую миску, еще влажную от браги, не подымал головы. Алейн тоже понурился и только украдкой взглядывал на сидящего по другую сторону стола отца Альберта. Священник переводил взгляд с Бэра Дюмо на его сыновей, и в его жгучих глазах не было ни привычной мудрости, ни доброты.
В своем углу зашевелилась Элли, робко положила ладошку на сплетенные в замок пальцы Даниэля.
— Аиэль?
— Помолчи.
— Так нельзя, — неожиданно подал голос Алейн. — П-прогнать в лес? Она п-погибнет — с одной-то рукой.
— Она — лемут, — бесстрастно напомнил отец Альберт. — Порождение Смерти и Нечистого.
Жанн в сердцах швырнул миску на стол; она завертелась и загремела на досках.
— Лемут — не лемут… Народ Плотины, в сущности, тоже лемуты, а мы их не режем. Отец, подари ей десяток кроликов, пусть ест!
— Кролики в два счета передохнут от яда, — возразил Бэр. — Это не пойдет.
— Новых купим, — стоял на своем Жанн.
— Пристрелить — и никаких хлопот! Куда как проще. — Бэр начинал раздражаться, что старший сын ему перечит. Еще молоко на губах не обсохло, собственной семьи не завел — а туда же, отца родного учит уму-разуму!
Жанн упорствовал:
— Элисия погибла, а ты хочешь у Дани вторую женщину отнять?
— Да, хочу! — рявкнул отец. — Даниэль, кто она тебе — жена, любовница?
Пастуху кровь бросилась в лицо.
— Она — женщина, которую я спас от лемутов. И которую покалечил мой лорс.
— A-а! Ты ее спас — и намерен цацкаться, пока она тебя самого не зажрет.
— Отец!
— Отец прав, Дани, — негромко сказал священник. — Я не верю, что ты сможешь носить ей подранков. — Он поглядел Даниэлю в глаза — словно заглянул в душу. — А когда Элли оголодает, она захочет твоей крови. Подумай. Рано или поздно, тебе придется от нее отбиваться. И лучше избавиться от нее сейчас… когда за тебя это сделаю я.
— Отец Альберт… — у пастуха голос сел от подавленного бешенства. — Вы все верно говорите. Но вы так говорите потому… — Слова давались Даниэлю с трудом, его тошнило от них. — Вы не хотите простить мне Элисию. Считаете, что любили ее сильней, чем я!
Он получил пощечину. Увесистую, хотя и незримую. Отец Альберт не двинулся с места, не шевельнул рукой — однако ментальный удар был так силен, что пастух откинулся назад, стукнулся затылком о бревенчатую стену. Элли взвилась с нар. Мелькнула пятнистая шкура — и женщина-воин сшибла не уследившего за ней отца Альберта с лавки, опрокинула на пол и надавила коленом на горло.
— Аиэль!
— Дура! — Даниэль метнулся к ней, сгреб в охапку. С Элли на руках прижался спиной к стене.
Отец и братья повскакали с мест, схватившись за мечи. Священник поднялся, потирая шею. Черный огонь в его глазах угас, глаза были усталые и больные.