Ульмигания - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Храппа cтр.№ 27

Князь поморян Святополк, чьим землям в первую очередь угрожало нашествие пруссов, в то утро еще ничего об этом не знал. Его мутило от чрезмерных возлияний этой ночи, и он беспрестанно прикладывался к кувшину с крепким темным пивом. Опохмелялся. Настроение его было под стать самочувствию. Уже почти неделю он сидел в походном лагере в лесу близ Накло, вдали от своей столицы — Сартавицы, и ждал, когда разведчики принесут ему весть о приближении Леха Белого. Он уже получил заверения от Конрада, что тот не станет вмешиваться в битву, и ожидание только раздражало его.

Святополк носил на груди большое распятие на толстой золотой цепи, но при этом придерживался языческих обычаев и обрядов, что и помогало ему с легкой душой заключать союзы и с богом, и с дьяволом. Он одинаково презирал как Леха, так и его не в меру честолюбивого братца, и с радостью прикончил бы обоих. Однако при всех своих бесспорных полководческих талантах он был всего лишь князем поморян — немногочисленного небогатого племени, которое не могло выставить нужного для завоевания Польши количества воинов. Но, в общем, Святополк был и так доволен своей участью. Поморяне в большинстве оставались верны старым богам. Буйство характера и склонность к бражничанью и идолопоклонству, которые не нравились в князе христианам, они ценили превыше всего. Чего и говорить, воин Святополк был бесстрашный, а воевода отменный. Чему, к слову сказать, во многом был обязан пруссам. Они же помогли ему семь лет назад занять Поморье. Теперь, правда, отношения с Кривой у него не складывались. Из-за монахов, которых Святополк пустил на свои земли. Но, даст Бог, Перкун поможет ему решить и эти проблемы. Святополк предчувствовал, что война с братом, в которую Конрад втянул пруссов, закончится и для самого Мазовецкого плачевно. Он слишком хорошо знал пруссов и их отношение к ляхам, чтобы думать, как Мазовецкий, что те ограничатся помощью одному из князьков в борьбе с другим. Вот, мечтал Святополк, когда мы вместе с пруссами огненным смерчем пройдем по Польше, я буду великодушен и отдам Криве большую часть добычи. Тогда и наш союз возобновится. Однако же тогда надо будет что-то делать и с этими проклятыми «добринскими братьями»! — думал Святополк. Монахи Христиана ему и самому порядком надоели тем, что лезли в каждую бочку со своими проповедями, и тем, что из-за них у поморян испортились отношения с пруссами.

«Зачем я их к себе пустил?» — тоскливо думал Святополк, прикладываясь к горлышку кувшина.

В то же утро князь сандомирский и краковский Лех по прозвищу Белый, объезжая полки, был рассеян и пару раз не ответил на приветствия своих доблестных воевод, чем вызвал справедливые обиды.

До встречи у крепости Крушвица с войсками Конрада краковцам оставался один дневной переход. Потом они вместе должны были двинуться к землям «нечестивого, самозваного» Святополка, чтобы принудить его к подчинению.

«Пора раз и навсегда положить конец…» — дальше этой кулей мысли у Леха дело не шло. В голове у него вертелось что-то насчет уничтожения полуязыческого княжества, выхода поляков к морю, замирения с братом, но все как-то сумбурно и нечетко.

Лех Белый верил в сны. Тщательно анализировал их, прислушивался к советам ночных видений, пестовал воспоминания о снах и был глубоко убежден в том, что только неправильная трактовка снов — причина тому, что иногда кажется, будто они не сбываются. В то утро Лех был рассеян оттого, что весь отдался обдумыванию очень странного сна.

Снился ему город. Огромные стены, сложенные из маленьких, будто кошачьих, желтоватых черепов. И на стенах этих — великаны, беловолосые, синеглазые гиганты. Машут руками, смеются. И хочется Леху туда к ним, но страшится он ходить по человечьим костям. Но отважился-таки, попробовал влезть на стену. А она гладкая, не за что уцепиться, некуда ногу поставить. Силился Лех, но ничего не получается. Тогда решил он поискать ворота в замке. Идет вдоль стены, а под ноги всякие гады кидаются. То лягушка с собачьими зубами норовит в ногу впиться, то пиявка толстая, как свинья, черная и длинная, на Леха пасть разевает. А из замкового рва чудные рыбы выскакивают. Плавники парусами развеваются, челюсти — как ножницы щелкают. Жутко Леху еще и оттого, что маленький он, как младенец, беспомощный. Хочет отца позвать, но тот отмахивается: «Сам придешь». — «Куда?» — хотел спросить Лех, но вместо короля Казимира уже стоит какой-то обросший не то человек, не то пес на задних лапах, весь в рыжей шерсти, вместо носа поросячья морда, и скалится радостно. «Скоро, — говорит Леху. — Скоро…» И катятся вдаль за стены белого замка тележки на железных колесах по железным жердочкам.

«Что бы все это могло значить?» — мучился Лех. А думать-то ему нужно было вовсе не об этом, а о том, встретятся ли их с братом Конрадом дружины, да как воевать будут, да как после власть делить над Поморьем? Но не до этого Леху, князю сандомирскому и краковскому. Сон не идет из его головы. Вот и не замечает он своих верных рыцарей, вот и хмурятся они.

А на западной стороне Самбийского полуострова, в Ромове, в то утро Верховный Жрец освящал руны в послании к вождям, призывая принести достойные богов жертвы и быть готовыми к походу на юг.

— Клантемай! [54] — вполголоса произнес Крива, но клич этот тысячекратным эхом отозвался в Ульмигании.

«Клантемай!» — подхватили жрецы у священных костров. «Клантемай!» — зарычали витинги, седлая сверялисов.

И в то же самое утро во Львове братья Романовичи — Даниил Галицкий и Василько — приняли решение: не дожидаясь более вестей от Конрада, самим выступить на Краков.

Весь день, пока, таясь, поднимались вверх по реке Нотеци, лях пребывал в странно раздвоенном состоянии. Все происходившее с ним и вокруг него он воспринимал будто со стороны, как во сне. Разум не оставил его, но в отсутствие воли, которая осталась на острове посреди широкой Вислы, он бессмысленно возмущался, не в силах вернуть себе власть над телом. Даже страх, который все сильнее овладевал ляхом, не мог разбудить его. Лях должен был и хотел бежать от водянистого взгляда прусса, который неотступно преследовал его, но вместо этого безучастно подчинялся приказам.

Наконец они наткнулись на один из краковских дозоров. Задолго до того, как между деревьями показался отряд из шести всадников, прусс насторожился. Его напряжение как свое передалось и ляху, хотя он ничего не слышал. Быстро оглядевшись, прусс знаком велел спуститься к реке. Спешившись и ведя коней в поводу, они вошли в заросли рогоза. Умные тощие прусские лошаденки стояли в воде смирно, затаив дыхание вместе с людьми.

Разведчики разговаривали во весь голос, не таясь. Опасаться им было нечего, дозор они несли больше по обязанности, нежели от необходимости.

Когда подъехали так близко, что уже можно было разглядеть кичливого льва на красном щите одного из воинов, прусс вопросительно посмотрел на ляха. Тот утвердительно кивнул — да, это краковцы.