Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - читать онлайн книгу. Автор: Ира Аллор cтр.№ 132

Ирмо отрицательно замотал головой, пытаясь подняться.

— Я в последний раз тебя спрашиваю: ты исполнишь Мой приказ?!

— Разумеется, нет. Я вижу души братьев и сестер моих и знаю, что они по доброй воле не променяли бы выстраданную любовь, оплаченную кровью, на невинность непонимания и слепое веселье. Они отдали бы жизнь, если бы могли, за то, чтобы все, что Ты предлагаешь изгладить из их памяти, никогда не существовало в действительности, но они не сочли бы для себя возможным считаться одним целым с Ардой, не помня ее боли — их общей боли!

— Их никто и не спрашивает! И как смеешь ты, орудие в руке Моей, противиться воле Сотворившего?!

— Смею, потому что быть Властителем Душ для меня значит быть хранителем их… А не потрошителем! — из последних сил яростно выдохнул Ирмо.

— Вот как?! Значит, так именуешь ты милосердие Мое?!

— Так. Все эти эпохи я был вот таким милосердием — и видел, как убивает себя день за днем Манвэ, как тускнеют глаза Варды, как плачет, не в силах что-либо изменить, Ниэнна, как замыкается в себе Намо… Видел задыхающегося от презрения к себе Ауле, звереющего Тулкаса, превращающегося в исполнителя Оромэ… А я замазывал щели в прогнившей насквозь штукатурке их душ — пока мог и если дозволяли. Потому что тот же Манвэ, например, которого Ты именуешь предателем и лицемером, не желал ограждать себя от боли, полагая ее справедливой расплатой за кровавые приговоры и не считая себя вправе искать исцеления. Он растоптал свою душу в угоду Замыслу, потому что безгранично верил Тебе! Он считал, что Ты не можешь быть неправым, и во всем винил лишь себя!

— Так Я дам ему исцеление — и ты поможешь Мне в этом!

— Не нужно ни ему, ни остальным такое исцеление, и я в этом Тебе не помощник, ибо не желаю их превращения в слепо счастливые орудия. Не мне лишать их свободы выбора. А свой выбор я сделал, и Ты слышал мои слова. — Последнее Ирмо прошептал, не в силах приподнять гудящую голову. Дохнуло жаром, и сквозь слезы, заливающие глаза, он. казалось, видел искаженное от ярости лицо в обрамлении языков пламени.

— В последний раз спрашиваю: ты согласен помочь Мне добровольно? Или же Я перекрою твое сознание, как Мне угодно, и ты все исполнишь сам с радостью, ибо это вложу Я в мысли твои.

— Пока я — это я, мое решение неизменно. Но коль скоро Ты способен издеваться над теми, кто многократно слабее Тебя, — а я был тому свидетелем, — то поступай, как знаешь. Нам тогда разговаривать не о чем. — Ирмо прикрыл глаза. Возможности послать еще один зов Манвэ не было; словно муха, накрытая стаканом, он был окружен стеной силы, отгородившей его от всего мира.

— Что же, прощай, строптивец, и да возродишься ты исправленным и исцеленным! — прогремело над головой, и словно каменная плита начала опускаться на Валу. Может, Творец ждет, что он в последний миг покается и на все согласится? Ни за что!

В следующее мгновение ужас пронзил Ирмо, он заметался, несмотря на давящую боль — ведь если его исправят, он такое натворит… Вдруг Манвэ ничего не успел почувствовать? Он, Ирмо, не может предоставить себя, свою сущность, свою личность в распоряжение Единому! Лучше исчезнуть — совсем. Но как? И тут сознание словно озарилось холодной вспышкой молнии: Бездна! Тот кошмар, что принес в своей памяти в Валинор странный недомайа! Что же, Эру получит сознание, да еще какое… Главное, вызывать образ Ничто в памяти. Лихорадочно перебирал он картины: Лориэн, бледное лицо Аллора, вот они все вместе вытаскивают недомайа из… Бездна хлынула в мысли, чудовищным потоком заполнила душу, вспенилась яростным валом и, ликуя, обрушилась на Ирмо, увлекая его в свои жадные, ненасытные глубины. Вала расхохотался:

— Вот и разбирайтесь между собой, кому первому есть!

Сознание не исчезало — Ирмо чувствовал, что сущности, во власть которой он швырнул себя, он нужен с полной, ясной памятью, ибо горькие воспоминания — ее пища, и долго способна играть она с жертвой, извлекая все самое гнусное и злое, что есть в каждом, что накопилось в любой душе… Вот и пусть теребит, лучше эта пытка, чем стать радостным инструментом…

Он сливался с Бездной, почувствовав в какой-то миг, как дрогнуло что-то там, вне склизкого кошмара, как дохнуло удивлением и отвращением…

— Что это?! — В бесконечно далеком голосе, явно принадлежащем Единому, послышался страх. — Откуда — это — здесь?! Сгинь! — плеснуло по стылой гнили яростным огнем.

— Побудь здесь, поразмысли… — донеслось из темноты, и словно тысячи стальных нитей опутали Ирмо, подвесив в Ничто. Что-то липко и жгуче касалось его, какие-то голоса нашептывали полузабытое, страшное, постыдное…

* * *

Айо, болтавший со Златооким и Аллором, увидел краем глаза, как Ирмо поднялся и направился в глубь Сада. Вскочил было, чтобы проводить, но услышал в ответ — мол, ничего страшного, просто элда какой-то в грустях забрел, — и успокоился. Впрочем, ненадолго — беспокойство вскоре вновь завладело им: что-то было не так, и пришедшее от Ирмо ощущение безмятежного любования, словно наслаждался Мастер Грез в уединении красотой и прелестью Сада, не успокоило майа. Как-то обманчиво мирно все было. Сидеть спокойно он больше не мог и, улыбнувшись друзьям, откланялся, направляясь в ту сторону, куда около четверти часа назад отправился Ирмо.

Вдруг ему настолько ясна стала причина смутного беспокойства, что он даже остановился. Он не чувствовал Ирмо! Почти. А ведь всегда мог с точностью сказать, где находится сотворивший, увидеть даже. А тут — тень былого присутствия. Он кинулся по смутному следу — нет, видимых следов Мастер Грез не оставлял, но контуры сущности таяли не сразу, — и быстро углубился в Сад.

Внезапно он как на стену наткнулся на что-то невыразимо жуткое. След Ирмо вел туда, но Айо просто не мог заставить себя пойти дальше. Он не сразу вспомнил, что это: память заботливо постаралась закрыть ужасное воспоминание, как тело окружает слоем тканей засевший в нем инородный предмет. Откуда это снова здесь?

— Ирмо! — отчаянно позвал Айо.

Тишина. А потом послышался зов, не зов даже, а полузадушенный стон или шепот:

— Уходи… Здесь опасно… Очень…

Не размышляя больше, Айо бросился вперед.

* * *

Ирмо висел в Ничто, словно растянутый на дыбе, между впившейся в душу, оплетя ее железными холодными щупальцами, всепожирающей Бездной, и огненными клещами Извечного Пламени, пытающимися дотянуться до гудящих висков…

Казалось, сознание больше не принадлежало ему, оно дробилось, терялась связность событий, воспоминания сталкивались, как льдины, крошась и разлетаясь. Он слабо помнил, кто он, — от вспышки до вспышки, когда былое впивалось в него с новой силой, и острые, режущие края очередных видений снова ранили память, а чувства сочились сквозь разрезы, падая в ничто, как редкий дождь над пустыней.

Он утратил чувство времени. Изредка осознавая, кто он, где он и — даже — почему он там очутился, находил силы усмехнуться, чувствуя и представляя, как кружат друг вокруг друга, порой застывая — глаза в глаза, над его останками мощные хищники…