Мироходец - читать онлайн книгу. Автор: Линн Абби cтр.№ 27

Вдруг Ксанча замолчала. Обремененная чувством вины, она понимала, что ее план выдать Ратипа за Мишру провалился.

— Ты играл в свои солдатики и разговаривал с братом, а я пошла и привела его. Но это живой человек, Урза! И больше я не сделаю этого для тебя.

— Не говори ерунды. Это был мой брат, первая тень моего брата. Как бы ты смогла найти его без меня?

— Это не ерунда. Ты не имел к этому никакого отношения. Это была моя идея. Согласна, плохая идея… Его никогда не звали Мишрой, его имя Ратип, сын Мидеа. А ты видишь в нем только то, что хочешь видеть! — в отчаянии Ксанча ударила себя кулаками по коленям и чуть не заплакала, но, справившись с собой, продолжала: — Я купила его у работорговцев в Эфуан Пинкаре…

Ошеломленный взгляд Урзы скользнул по лицу девушки и остановился на теле Ратипа.

В деревне Ксанча помогла выкопать несколько могил. Эфуандцы хоронили своих мертвых в могилах, выстланных травой, головой на восток. Под ее окном был подходящий участок земли, где она могла бы похоронить юношу и оплакивать свое безрассудство. Или лучше вернуться в Эфуан Пинкар и сразиться с фирексийцами во имя Ратипа. Если, конечно, кист еще действует и если Урза не убьет ее, когда его сознание вернется в мир, где есть жизнь и смерть.

Она пыталась сложить руки Рата на груди.

— Работорговцы… Ты искала аватару моего брата среди рабов? — негодовал Урза.

Ксанча знала, что аватара — это дух умершего, вселившийся в чужую плоть.

— А почему бы и нет? Мишра ведь был рабом фалладжи.

— Мишра был советником кадира.

— Он был рабом. Фалладжи захватили его в плен еще до того, как ты добрался до Иотии, и никогда по-настоящему не отпускали. Так он сказал Кайле, а она записала его слова в своем эпосе.

Ксанча никогда не рассказывала Урзе о своей коллекции списков «Войн древних времен», зная, что он не впускает ни частички своего прошлого в этот дом, за исключением сцен, воспроизводимых на его рабочем столе. Поэтому, услышав имя своей жены из уст Ксанчи, Мироходец нахмурился и смотрел на нее исподлобья. Девушка поняла, что ходит по лезвию бритвы.

Вдруг Ксанча почувствовала, как пальцы Ратипа сжались на ее запястье, и, прежде чем она успела вскрикнуть от изумления, юноша открыл глаза.

— Бог мой! — прошептала девушка.

— Я не велел тебе читать этот рассказ, — услышала она ледяной голос Урзы. — Кайла бин-Кроог никогда не знала правды. Она жила в мире своих иллюзий и делила все лишь на черное и белое, поэтому ей нельзя верить, особенно тому, что касается Мишры… — Он не закончил мысль и перескочил на другое: — Я знаю, она не хотела предавать меня, думая, что сможет примирить нас с братом. Но было слишком поздно, я не мог верить ей. Я уважал Харбина, но, кроме него, между нами была только ложь.

Прежде чем Ксанча открыла рот, чтобы сказать, что в версии Кайлы все очень логично, Ратип сел и заговорил:

— Я слышал, что никогда нельзя быть уверенным, что ребенок твоей жены — твой ребенок. Кайла бин-Кроог была очень привлекательной женщиной и более мудрой, чем ты думаешь. Она действительно пыталась примирить нас, и ее тело здесь ни при чем. Она не поддалась соблазну. Так почему же ты думаешь, что Харбин не твой сын?

Сияние, исходившее от фигуры Урзы, погасло, и все погрузилось в темноту.

— Ну вот, — сказала Ксанча, и в голосе ее послышалось восхищение, — он снова отправился путешествовать.

Но она ошиблась. Через мгновение из столба вновь появившегося света вышел совсем другой Урза: помолодевший, одетый в грязную рабочую одежду, он улыбнулся и дотронулся до руки Ратипа.

— Я так скучал по тебе, брат. Мне не с кем было даже поговорить. Вставай, пойдем со мной, я покажу, чего я добился, пока тебя не было. Ты же знаешь, это все Ашнод…

Рат оказался столь же последовательным, сколь и опрометчивым. Он сложил руки на груди и не двинулся с места.

— Что значит — не с кем? У тебя есть Ксанча…

Урза рассмеялся.

— Ксанча?! Я спас ее тысячу лет назад, нет, еще раньше — три тысячи лет назад. Нельзя так легко верить внешности. Она — фирексийка, приготовленная в котле, словно похлебка. Она — ошибка, рабыня. Ее чуть не похоронили заживо, когда я нашел ее, приняв сначала за аргивянку. Конечно, она предана мне, с Фирексией у нее свои счеты. Но сознание ее довольно ограниченно. Поговорить с ней можно, но только дурак стал бы ее слушать…

Ксанче не удавалось поймать взгляд Ратипа. Когда они с Мироходцем бывали одни, она считала подобные обвинения признаками сумасшествия, но теперь он говорил о ней в присутствии Рата, и эта обида больно ранила девушку. Все столетия, проведенные вместе, все пережитые опасности не могли преодолеть его недоверия и презрения.

— Я думаю… — начал было Ратип и быстро взглянул на Ксанчу.

Та покачала головой из стороны в сторону и прошептала беззвучно: «Фирексия». Не важно, что думает о ней Урза, главное, что он больше не будет неделями просиживать за столом, играя в свое прошлое.

Незаметно подмигнув Ксанче и прочистив горло, Ратип продолжал:

— Я думаю, не время спорить, Урза. — Его голос звучал очень искренне. — Нам нужно просто поговорить и наконец-то во всем разобраться. Ты думаешь, что все началось там, на равнинах Кора? Нет, все началось гораздо раньше. Но теперь это уже не имеет значения. Что случилось, то случилось, и не могло быть иначе. Мы не смогли поговорить, только соревновались. Ты победил. Этот камень в твоей левой глазнице, Камень слабости… Я узнал его. Ты когда-нибудь слышал его песню, Урза?

— Песню?

Любой, кто читал эпос «Войны древних времен», знал, что однажды Урза получил Камень силы, а Мишра — Камень слабости. Ратип утверждал, что перечитал книгу Кайлы несколько раз и мог различить их, если бы увидел. Но пение? Мироходец никогда не упоминал ни о какой песне. Ксанче оставалось только гадать, что разбудило фантазию Ратипа. По тому, как Урза нахмурился и глядел на звезды, стало ясно, что слова юноши произвели на него сильное впечатление.

Рат внимательно наблюдал за реакцией Мироходца и продолжал:

— Я слышу это тихое пение и сейчас. Это голос печали. Тебе он знаком, не так ли?

Ксанча замерла, боясь пропустить хоть слово.

— Тот единственный камень, который мы нашли, — продолжал Урза, — был оружием, последней защитой транов, их жертвой потомкам. С помощью него они заперли дверь в Фирексию. А когда мы с тобой разбили камень, то снова открыли путь в Доминарию. Я никогда не спрашивал, что ты видел в тот день.

Ратип усмехнулся.

— Поэтому я и говорил, что главную ошибку мы допустили гораздо раньше.

Урза хлопнул в ладоши и сердечно рассмеялся.

— Да, говорил, и оказался прав. Но у нас еще есть шанс все исправить. На этот раз мы сначала побеседуем.