Викинг. Побратимы Меча - читать онлайн книгу. Автор: Тим Северин cтр.№ 31

— Вряд ли я его знаю, — ответил я, но слово «изгой» пробудило мою память.

В последний раз я видел Греттира, сына Асмунда, шесть лет назад в Исландии. Я вспомнил молодого человека, который сидел на скамье во дворе хутора и обстругивал палку. Был он почти одних лет со мной, светлокожий, конопатый, с коричневыми волосами, разделенными на пробор. Только я — сложения легкого и гибкого, а он, будучи роста среднего, казался широк и приземист; я обычно владею собой и по природе своей спокоен, а Греттир казался человеком горячим и вечно настороже. Я помню, как мелкая стружка взлетала в воздух из-под острого лезвия его ножа — как будто человек этот с трудом сдерживал гнев. Даже в том возрасте в Греттире виден был человек бешеный, непредсказуемый и опасный.

— Смутьян от рождения, а когда вырос, стал еще хуже, — продолжал кормчий. — Нарочно дразнил своего отца при всяком удобном случае, хотя родитель его был человек приличный по всем статьям, тихий такой хуторянин. Сын же отказывался помогать по хозяйству на хуторе. Переломал крылья гусям и поубивал гусят, когда его послали загнать их на ночь, покалечил любимую отцовскую лошадь, когда ему велено было присмотреть за ней. Так исполосовал ей спину, что бедная тварь вставала на дыбы, стоило только притронуться к ее спине. Совершенно никудышный человек. Отец давно бы выгнал его из дома, если бы мать всякий раз не просила дать ему еще одну попытку. Образчик избалованного мамкина сыночка, вот что он такое, по-моему.

— Что заставило его убить человека? — спросил я.

— Все, не поверишь, случилось из-за котомки с дорожной сухой снедью. Разве из-за этого стоит нападать на человека с такой яростью?

Я вспомнил летящие из-под ножа стружки и подумал, не повредился ли этот Греттир, сын Асмунда, в уме.

— Так или иначе, скоро у тебя будет возможность самому во всем убедиться. Коль продержится ветер из этой четверти, первой нашей остановкой будет место, где он живет со своим единоутробным братом Торстейном. А Торстейн — совсем другой человек, нравом столь же ровен и спокоен, сколь Греттир — гневлив и норовист. А прозвали его «Дромундом» по неуклюжей походке — он ходит, раскачивается, словно те, не наши, корабли при боковой волне.

Я понял, что имел в виду кормчий, когда три дня спустя мы бросили якорь в заливе перед двором Торстейна в Норвегии, в Тунсберге. Оба брата встречали нас на берегу. Торстейн, высокий и спокойный, ждал, твердо упершись ногами в гальку; Греттир же, на голову ниже брата, нервно топал взад и вперед. Он был невысокий и широкий, словно огнедышащая гора, готовая извергнуться. Но едва глаза наши встретились, я ощутил то самое потрясение от узнавания, какое испытал уже с полдюжины раз за свою жизнь: такое же выражение я видел в глазах скрелинга-шамана в Винланде и в глазах матери эрла на Оркнеях, знаменитой прорицательницы, во взгляде жены конунга Дублина Сигтрюгга, которую многие считали ведьмой, и в отсутствующем взгляде старого воина Транда, моего наставника в Исландии, который научил меня волхвовать на рунах. То был взгляд человека, обладающего ясновидением, и я понял, что Греттир, сын Асмунда, как и я, видит вещи, скрытые от обычных людей. Но того, что Греттир станет моим лучшим другом, я не предвидел.

Вначале мы относились друг к другу настороженно, почти недоверчиво. Никто никогда не назвал бы Греттира спокойным или дружелюбным. От природы он был наделен замкнутостью, которую люди ошибочно принимали за угрюмство, и всякое дружеское замечание встречал резким ответом, обидным и дающим понять, что любое сближение между людьми ему претит. Едва ли мы с ним обменялись полудюжиной фраз в те дни, пока плыли вдоль берега по направлению к Нидаросу, норвежской столице. Греттир спросил, может ли он отправиться с нами, потому что он хочет явиться к норвежскому двору и просить о должности в хозяйстве конунга, ибо его семья находится в отдаленном родстве с норвежским конунгом Олавом.

Мы шли обычным путем, по узкому проливу между внешними островами и скалистым берегом, мимо высоких нагорий и устьев фьордов. Плавание было легким, и мы не торопились. Под вечер наш кормчий находил удобную стоянку, мы причаливали на ночь, бросали якорь и привязывали корабль прочной бечевой к удобному камню. Часто мы сходили на берег, чтобы приготовить пищу, и предпочитали ставить палатки на берегу, а не спать на корабле. Во время одной из таких стоянок как раз на закате солнца я заметил некий странный свет, вдруг вспыхнувший над ближайшим нагорьем. Он вспыхнул на миг, будто кто-то зажег яростное пламя у входа в пещеру и тут же загасил. Я указал кормчему на то место, он же ответил мне недоуменным взглядом. Он ничего не видел.

— На этом нагорье нет никакого жилья. Только старый могильный холм, — сказал он. — Местный род, владеющий всею землей в округе, хоронит в нем своих. И приходят они сюда, только когда у них есть новый покойник. Это место принесло им удачу. Нынешний глава рода зовется Торфинном, и вот, когда он схоронил здесь своего отца Кара Старого, призрак покойника вернулся и стал являться в этих краях столь упорно, что другие хуторяне решили податься отсюда. И Торфинн скупил все лучшие земли. — Потом он добавил осторожно: — Ты, верно, видел какую-то игру света. Может статься, блестящий камень в последних лучах заходящего солнца.

Остальные корабельщики поглядывали на меня искоса, словно мне все поблазнилось, а потому я и не стал настаивать. Но по окончании вечерней трапезы, когда все закутались в свои тяжелые морские плащи и устроились на ночлег, Греттир украдкой подошел ко мне и тихо молвил:

— Этот блеск вовсе не походит на отражение. Я тоже его видел. И мы оба знаем, что означает огненное сияние, исходящее от земли: золото под землей.

Он немного помолчал, а потом шепнул:

— Я хочу подняться туда и посмотреть поближе. Пойдешь со мной?

Я оглядел остальных. Большая часть корабельщиков уже задремала. Мгновение я колебался. Я вовсе не был уверен, что мне хочется карабкаться в гору — в темноте, да еще с человеком, осужденным за убийство. Однако любопытство одержало верх.

— Ладно, — прошептал я. — Дай только натяну сапоги.

Вскоре мы с Греттиром оставили лагерь и стали пробираться между темными очертаниями валунов на берегу. Ночь была ясная, сухая, теплая для этого времени года, луну то и дело застили облачка, но света хватало, чтобы разглядеть путь к подножью нагорья и начать подъем. Когда мы поднялись выше по склону, я четко различил горб могильного кургана на фоне звездного неба. И еще кое-что я заметил: всякий раз, когда облака закрывали луну, и нас внезапно окутывала тьма, Греттир начинал тревожиться, и я слышал, как дыхание его учащается. И нутром я почуял, что на него накатывает страх, и понял, что Греттир Силач, известный убийца и изгой, отчаянно боится темноты.

Мы шли по узкой тропинке, по которой поднимались похоронные процессии, пока она не привела нас на неширокую травянистую площадку вокруг самого кургана. Греттир глянул влево, на черную пелену моря, унизанную отражением звезд.

— Прекрасное место для могилы, — сказал он. — Когда я умру, надеюсь, мне достанется местечко вроде этого, и кормчие с проходящих кораблей будут указывать на место моего последнего упокоения.