– Известно. Только не вижу, в чем тут осложнение.
– В этом и есть, – сказал Краф. – Если бы я мог их у тебя забрать или нанять для этого кого-нибудь другого, но отказался бы от подобного поступка, тогда, возможно, я сумел бы вернуть хотя бы часть твоего доверия.
– Да, пожалуй, вы правы.
– И, боюсь, проблема эта неразрешима.
– Мы можем не обращать на нее внимания, – заметил двеллер. – Мы все это время так и поступали.
– Но недоверие все равно остается прежним.
Джаг не мог с этим не согласиться.
– А ведь может настать такой момент, что тебе будет необходимо мне доверять.
– Надеюсь, что нет, – отозвался двеллер.
– Однако подобная возможность тем не менее существует.
– Ну, в таком случае нам придется соблюдать особую осторожность.
Воцарилось напряженное молчание, которое нарушал только скрип палубных досок и шум бьющихся о корпус корабля волн. Сверху слышно было, как перекрикиваются матросы.
– Это все? – спросил наконец Джаг.
– Нет. У меня был к тебе еще один вопрос. Ты прочел дневник, который Рейшо нашел в кармане мертвеца, попавшего в ловушку?
– Да.
– И кто он был такой?
Двеллер коротко рассказал все, что сумел узнать об этом человеке. При жизни Лиггон Фарес любил наживу и был полон осознания собственного величия. В его дневнике были описаны события его путешествия из Торвассира; особое внимание уделялось подсчету оскорблений, которые он вынужден был сносить от кучеров, служанок и хозяев таверн. Он собирался, когда достигнет достойного положения, с ними всеми рассчитаться и даже составил в конце дневника список своих будущих жертв.
– И он знал о первой части Книги Времени, – сообщил наконец Джаг.
– Откуда он получил эти сведения?
– Насколько я понял, из тех же источников, что и Великий магистр. Он пишет об этом без особых подробностей, но я удостоверился, что почти все они совпадают. Но некоторые упомянутые им труды Великому магистру знакомы явно не были.
– Из чего можно сделать вывод, что у этого Лиггона Фареса имелся доступ к книгам, которых не было в распоряжении Вика, – сказал Краф.
Двеллер кивнул.
– Я тоже об этом подумал. Всех книг в Библиотеке, как ни хороша моя память и как Великий магистр ни помог мне ее натренировать, я запомнить не в силах.
– Но Вик-то их, наверное, помнит все?
– Думаю, да.
– В таком случае этот человек…
– Либо знал о той другой библиотеке, которую вы упоминали, либо действовал в ее интересах.
Волшебник задумчиво почесал подбородок.
– Альдхрана Кемпуса он не упоминал?
– Нет.
– Тогда, – сказал Краф, – можно сделать вывод, что кроме нас Книгу Времени разыскивает не только Альдхран Кемпус, но и люди из неизвестной нам библиотеки.
– Не только они, – заметил Джаг.
Волшебник недоуменно взглянул на него, но потом понимающе приподнял брови.
– Ах да, этот твой богомол.
– Вот именно. – Двеллер поерзал на стуле. – Вы не думаете, что богомол может быть Привратником?
– Привратник был человеком.
– Это вам он казался человеком. Богомол мне сказал, что люди видят его в таком образе, в каком ожидают увидеть.
– И Привратник был далеко не столь приятным собеседником, каким, по твоим словам, являлся богомол.
– Я вовсе не утверждал, что это существо было приятным собеседником.
– Послушать, как ты о нем говорил, так именно такое впечатление складывается.
В тоне Крафа явно чувствовалась обида и даже определенная ревность. Это было смешно и одновременно грустно – а еще вызывало к старику жалость. Джаг не мог не испытать к нему сочувствия.
– Я не знаю, чего хочет богомол, – заметил он. – Кроме Книги Времени, конечно.
– Чтобы сохранить Междумирье.
– И этот мир.
– Ты в подобное веришь?
Двеллер задумался.
– Я считаю, в первую очередь он стремится сохранить свой собственный мир.
– А как думаешь, это он и его отсутствующий приятель сотворили все расы, населяющие этот мир?
– Не знаю, – честно признался Джаг.
– Хорошо.
Вид у волшебника был довольный.
– Почему хорошо?
– Потому что я тоже не знаю, хотя, скорее, сомневаюсь. А может, мне просто хочется в этом сомневаться. По-моему, легкий скептицизм в данной ситуации весьма полезен.
– Кроме тех случаев, когда он мешает нашим с вами деловым взаимоотношениям.
– Верно, – признал Краф, нахмурившись, и тряхнул головой. – Но все равно меня радует твой скептицизм, подмастерье. Вот если бы на твоем месте был Вик, тогда бы я по этому поводу переживал.
– Почему?
– Потому что Вику свойствен оптимизм по отношению к окружающему миру. Приняв участие в стольких переделках и столкнувшись с таким количеством зла, он все равно готов верить в то, что все хорошо закончится.
– Может, Великий магистр и прав.
– Я предпочитаю подождать и посмотреть.
Волшебник помедлил, потом спросил:
– Могу я еще раз взглянуть на камни?
Джаг после секундного колебания снял с шеи кожаный мешочек и высыпал синие камни. Его он всегда держал при себе – не хотел, чтобы какой-нибудь нечистый на руку матрос потом рассказывал, что у двеллера имеется волшебный мешочек, который невозможно украсть.
Краф поднес руку так близко к камням, что в воздух посыпались искры.
– Я просто хотел убедиться, что ничего не изменилось. Мы по-прежнему как масло и вода. – Он с явной неохотой убрал руку. – А с богомолом ты больше не разговаривал?
– Нет.
– И камни эти для этого не пытался использовать?
– Как?
– Просто взять их и позвать богомола.
Джаг удивился.
– Об этом я не подумал.
– Конечно, из этого может ничего и не получиться.
Двеллер положил один из камней на ладонь и сжал кулак. На ощупь камень был прохладным, с четкими гладкими гранями. Джаг закрыл глаза и подумал о богомоле, мысленно призывая его.
– Ничего не происходит, – сказал он через некоторое время со вздохом. – Вот если бы здесь был Великий магистр…
Тут перед глазами у двеллера потемнело.
Среди поглотившей его темной пелены Джаг не мог разглядеть даже поднесенную к лицу собственную руку. Сделав глубокий вздох, двеллер попытался расслабиться, чтобы в следующий миг открыть глаза снова на борту «Барыша». Однако действия эти успеха не возымели. Он позвал Крафа, но ответа не было.