Приют героев - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 89

Страница

«Преданья старины глубокой», т. 14, стр. 762

"…кроме ряда достоинств, обладают энитимуры существенной слабостью: подвержены они агорафобии, сиречь боязни открытого пространства. Вне тесных стен испытывают горцы панический страх, круженье головы и расстройство сердечного пузыря. Посему отдельных рагнаритов с детства готовят для сношений с внешним миром, вынуждая жить в особо широких кавернах. С пяти лет их выводят из ущелья на плато, постепенно увеличивая срок пребывания: сперва в наиболее темные ночи, затем – при свете Луны и звезд, далее в сумерках, и, наконец, днем. Орудием помощи тут являются шоры, на манер лошадиных, которые сужают поле зрения подобно стенам родного ущелья. Обучив героев путешествовать в закрытых повозках и даже верхом, в качестве последнего испытания селят энитимура в деревне на равнине, понуждая жить там от месяца до трех, и следя, чтобы не укрывался он в четырех стенах, а выходил на улицу и общался с местными жителями.

Лишь в последние десятилетия рагнариты начали заключать браки с людьми из внешнего мира. Дети от таких браков, как правило, существенно уступают коренным горцам в ловкости скалолазания, зато совершенно не подвержены агорафобии…"

«Записки Бальтазара Кремня, медикуса и террографа», т. II.

– Значит, вы один из послов энитимуров? – уточнил барон.

– Раньше быть, во младости, – грустно отозвался Тирулега, поправляя сбившиеся набок шоры. – Ухтыр-Кайса, Ла-Ланг, Баданден. Селенья горный тролльх в Ысыр-Балмут… У тролльх хорошо, они горы любить, как мы. Люди они зря кушать… иногда. Меня не кушать. Меня подарки дарить: слюда, мед, кислый колючка. Теперь старый, давно Рагнар-йок не покидать. Привычка теряй. Снова боять… бояться открытый место. Тут письмо приходи: к шалун-Санчес беда близко. Ехать надо, а больше нет кому – кроме я. Поехал. Позднить… опозднить только.

Тирулега понурился, став похож на дряхлого ворона.

– Что ж, благодарю за откровенность. Признаться, я терялся в догадках: очень уж вы неординарная личность… И, знаете, – барон решил приоткрыть карты: хотелось ободрить старика, – если мои умозаключения верны…

– Эй, светлость! Тут зубарь буянит. Тебя требует.

Умение Коша объявляться в самый неподходящий момент просто восхищало. И ведь главное – без тени злого умысла! «Планида такая,» – как говаривали, бывало, астрологи, не в силах внятно истолковать мудреный гороскоп.

– Прошу извинить, сударь. Зовут.

Тирулега молча кивнул, качаясь в седле.

Едва Конрад поравнялся с фургоном, из-за спины возницы опасливо выглянул пульпидор, нелепо вертя головой – точь-в-точь гадкий лебедь-вертишей.

– Я вас слушаю, сударь Кугут.

– За нами следят?

– Не волнуйтесь: всадники скрылись, а я еду так, чтобы заслонить вас в случае необходимости.

– Мы подъезжаем к рубежам Майората?

– И Чуриха. Осталось немного.

Дорога гадюкой-альбиносом вползала на вершину мелового холма. Из-под копыт летела белая пыль, мукой оседая на одежде, на полотне фургона, на мордах карликовых битюгов. Левый битюжок возмущенно чихнул, сбившись с шага.

– В таком случае я желаю переговорить с вами наедине.

– Сударь, мы спешим, и не станем делать привал.

– Немедленно! Это вопрос жизни и смерти!

– Да говори, как есть, тут все свои!

Предложение рыжего Рене проигнорировал.

– Это важно, ваша светлость! – у горбуна дергалось левое веко. – Пока не поздно…

Барон колебался. Случайный попутчик с самого утра был взволнован и теперь, кажется, решился облегчить душу. Чем? Чистосердечным признанием? А если откровения «зубаря» яйца ломаного не стоят? Конрад втайне отметил, что сокрушаться по Генриэтте Куколь, желая, чтобы вигилла оказалась поблизости, входит у него в привычку. Накрыла бы экраном, и секретничай, сколько угодно.

Как там она, в Чурихе? – молчит, а могла бы дать весточку…

– Ваша светлость!..

– Вот же банный клещ! Впился в задницу и грызет… – донеслось из недр фургона ворчание Аглаи Вертенны. – Вы б потолковали с ним, а? Ежели чухню наплетет, так и в глаз можно… все развлечение…

– Нам не следует задерживаться, сударыня.

– И не надо. Пущай возьмет у вороны плащ со шляпой…

– У кого возьмет?

– У сударя Тирулеги! Переоденется, на коня пересядет – родная мать не узнает. Мелите языками хоть до завтра! Лишь бы я вас, оглоедов, не слышала…

«Мог бы и сам додуматься, – досадовал Конрад, пришпоривая кобылу. – Переодевания и конспирация – это по вашей части, господин обер-квизитор! Утерла вам нос старуха. Стыдитесь! А горбун умеет быть убедительным. Надеюсь, разговор стоит всех этих ухищрений.»

Ловец снуллей согласился без уговоров: видно, уже жалел, что поехал верхом, и не возражал проделать часть пути в фургоне. Наблюдая, как Кош придерживает мохноногих лошадок, барон запоздало удивился: рыжий прекрасно управлялся с битюжками, и те отвечали ему любовью. А ведь лошади боятся оборотней! Это общеизвестно. Конечно, со временем их можно приучить, но чтоб вот так, сразу…

Переодевание заняло не более пяти минут.

Вскоре из фургона выбрался Рене в балахоне и шляпе энитимура, с шорами на голове, вскарабкался на вороного жеребца – и фон Шмуц жестом пригласил его отъехать вперед шагов на тридцать. Мимоходом обернувшись, Конрад обнаружил, что Аглая Ветренна не спит в фургоне, как обещала, а устроилась на козлах рядом с хомолюпусом. Руки вредной старухи, как всегда, находились в непрестанном движении. Правая ловко вертела странную штуку, похожую на веретено, а левая ладонь жила отдельной жизнью, сжимаясь в кулак и вновь разжимаясь. Вспомнилось ночное: «Бейте его, гадюку!.. он нашу кобылку воровал!..»

Барон с радостью, недостойной дворянина и кавалера, понял: в случае чего, веретено без промаха полетит в затылок пульпидора.

– Итак, что вы хотели мне сообщить?

– Граница Майората близко, а они, вне сомнений, меня выследили, – Рене нервно облизал губы. Он попытался оглядеться по сторонам, но шоры решительно пресекли эту попытку. Ограниченность зрения ничуть не успокоила Кугута. – Я должен сейчас же передать крепундию представителю Надзора Семерых. Во избежание.

– Передать что?!

– Крепундию!

– Вы говорите о медальоне?

– Да! Да!!!

Маленький отряд двигался по склону холма, и случайному наблюдателю могло бы показаться издали, что горстка муравьев карабкается по срезу увесистой головки брынзы. Впрочем, случайных наблюдателей, обладающих поэтическим воображением, поди-поищи, а о чем думали наблюдатели неслучайные, осталось загадкой.

Страница