Синайский гобелен - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Уитмор cтр.№ 7

К краткому посланию прилагался перечень его достижений.

Беглое владение древне- и среднеперсидским, знание иероглифов, клинописи и арамейского, классического и современного арабского, общие познания в греческом, еврейском, латыни и европейских языках, по мере надобности хинди и все необходимые для работы науки.

Наконец, в качестве образчика уже предпринятого научного исследования, он прилагал короткую монографию о папоротниках, произрастающих в его поместье. Ректор Тринити-колледжа отдал этот документ на изучение специалисту, который определил его как самое подробное и зрелое исследование папоротников, когда-либо написанное в Британии. Монография была опубликована Королевским Обществом в специальном бюллетене, и таким образом имя Стронгбоу впервые появилось в печати, чтобы однажды стать синонимом отъявленнейшей развращенности.

* * *

Три поразительных происшествия, случившихся почти одновременно, сделали Стронгбоу легендарной личностью в Кембридже. Первое произошло под Хэллоуин, второе за пару недель до Рождества, а третье — в ночь зимнего солнцестояния.

Накануне Хэллоуина произошла драка с самыми ужасными университетскими забияками. Напившись крепкого портера, эти печально известные молодые люди перегородили переулок и принялись тузить друг друга при свете осенней луны. Собралась целая толпа, и, покуда вспотевшие бойцы раздевались до пояса, делались ставки.

Переулок был узенький. Получилось так, что Стронгбоу свернул в него как раз тогда, когда драчуны приготовились к бою. Проведя весь день в поле за сбором полевых цветов, образцы которых он нес в руке, он слишком устал, чтобы возвращаться и обходить переулок кругом. Он вежливо попросил собравшуюся толпу посторониться и дать ему пройти. На несколько мгновений в переулке воцарилась тишина, а затем грянул хриплый хохот. Букетик выбили из руки Стронгбоу, цветы полетели на землю.

Он устало опустился на колени, отыскивая свои цветочки при свете луны в щелях между булыжниками. Подобрав все, он двинулся вперед, с цветами в одной руке и бешено работая второй.

Никто не смог до него дотянуться по причине его необыкновенной длиннорукости. Через считанные секунды дюжина парней лежала, скорчившись на мостовой, с переломами, а кое-кто и с сотрясением мозга. Прижавшиеся к стенам зрители видели, как Стронгбоу бережно отряхнул цветочки, вернул букетику первоначальный вид и направился домой.

Второе происшествие было связано с национальным турниром Англии по фехтованию, который в том году проводился в Кембридже. Стронгбоу, хоть он и не был известен как фехтовальщик, подал заявку на участие в предварительных состязаниях для любителей и предъявил рекомендательные письма двух итальянцев, мастеров с международной репутацией. Когда его спросили, в каком виде состязаний он желает участвовать, в боях на рапирах, шпагах или саблях, он ответил: во всех трех.

Такое заявление звучало бы смехотворным, даже если он и брал уроки у двух мастеров. Однако в конце концов ему позволили принять участие во всех трех состязаниях, поскольку в письмах итальянцев, как он справедливо указал, не уточнялось, на каком именно оружии он специализировался.

По правде говоря, не специализировался он ни на одном из трех, как и не учился никогда ни у этих двух итальянцев, ни вообще у кого бы то ни было. Годом раньше, обнаружив, что из-за ускоренного роста в нем развивается неуклюжесть, он решил поупражняться в ловкости. Фехтование подходило для этой цели не хуже прочих видов спорта, а посему он прочел классическое руководство по фехтованию и сражался сам с собой перед зеркалом по часу в день.

Затем подошло время отправляться в Кембридж. Проезжая через Лондон, он узнал, что в городе остановились два знаменитых итальянца и дают уроки членам королевской семьи. Желая знать их мнение о некоторых используемых им приемах, не встречавшихся ему ни в одном учебнике, он предложил мастерам изрядную сумму денег за то, чтобы услышать их просвещенное суждение.

Должным образом условились о часе. Мастера понаблюдали за его упражнениями перед зеркалом и написали хвалебные письма, которые он увез в Кембридж. Однако в глубине души оба они были не столь восхищены, сколь обеспокоены увиденным. И тот и другой понимали, что нетрадиционный стиль боя Стронгбоу революционен и, возможно, неодолим. Поэтому они отменили все свои занятия и в тот же вечер покинули Лондон, рассчитывая дома самостоятельно отработать его приемы.

Между тем в начале декабря в Кембридже открылся национальный турнир. Отказавшись надевать маску, потому что он привык упражняться без нее, и не соглашаясь раскрывать свой метод, Стронгбоу поочередно выиграл все бои на рапирах, шпагах и саблях и перешел из предварительных в основные состязания. Там он продолжал сражаться без маски и побеждать с той же легкостью, что и раньше.

К концу двух напряженных недель он достиг финалов во всех трех видах, что само по себе являлось беспрецедентным достижением. Финальные бои должны были длиться большую часть уик-энда, но Стронгбоу настоял, чтобы они начинались подряд один за другим. В целом все они не заняли и пятнадцати минут. За эту отчаянную четверть часа Стронгбоу обезоружил одного за другим трех противников в масках, получив лишь легкий укол в шею. Вдобавок у двух из побежденных им чемпионов к концу поединка оказались вывихнутыми запястья.

Менее чем за пятнадцать минут Стронгбоу доказал, что является величайшим фехтовальщиком в английской истории.

* * *

Совершив это, он больше никогда не участвовал в фехтовальных турнирах. Причиной тому сочли его крайнее высокомерие, которое уже тогда многим казалось решительно невыносимым. А правда состояла в том, что Стронгбоу просто перестал расти. Он уже не нуждался в специальных тренировках и отказался от утомительной практики фехтования с собственным отражением в зеркале.

Впрочем, он не утратил своего стиля фехтования и даже десятилетия спустя владел им так четко, что одним этим мог выдать свое подлинное происхождение, что едва не произошло в одном крошечном оазисе в Аравии через сорок с лишним лет после того, как он покинул Кембридж.

Тогда Стронгбоу перевалило за шестьдесят, и он вел жизнь беднейшего из бедуинов. Оазис располагался на пути паломников из Дамаска; и как-то раз Стронгбоу пришлось уворачиваться от меча убийцы, что он и сделал, да так, что нападавший сам поранился. Тогда он сел на корточки и принялся перевязывать разбойнику рану.

Через те места как раз проезжал с караваном немецкий исследователь эроса и поборник гомосексуальности Нума Нуманций, который с изумлением стал свидетелем этой сцены. Он тут же подвел своего переводчика к Стронгбоу.

Кто ты на самом деле? спросил немец, а его переводчик повторил эти слова по-арабски. Стронгбоу ответил на языке неграмотных бедуинов, что он — тот, за кого себя выдает, голодающий житель пустыни, единственный покров которого — десница Аллаха.

Нуманций, ведущий латинист своего времени и весьма знатный джентльмен, сказал, что ему в точности известно: лишь два мастера фехтования в Европе, оба итальянцы, владели подобной техникой, но они уже умерли, и, хотя никто другой в Леванте не поверит в это колдовство, он уверен, что не ошибся. Для убедительности он даже произнес официальное латинское название этих приемов. Переводчик повторил все это Стронгбоу, который, лишь пожал плечами и продолжал перевязывать рану. Любопытство Нуманция только разгорелось.