Шанхайский цирк Квина - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Уитмор cтр.№ 65

Как только он узнал, что его друг Лотман возвращается с Ближнего Востока, чтобы удалиться от дел и поселиться в Камакуре, Аджар переехал туда же, чтобы быть к нему поближе. Лотман был занят переводом Талмуда на японский, и это так заинтересовало Аджара, что он решил осуществить собственный крупный проект в соответствии с традициями Востока.

По обычаю, в конце жизни император удаляется в некое уединенное место по своему вкусу и там пишет стихи, призванные сохранить в памяти народа его правление. По этому сборнику стихов будущие поколения узна´ют название и сущность его эпохи. Можно было ожидать, что если уж за дело возьмется Аджар, столько всего перевидевший на своем веку, то непременно создаст историю всех языков мира или словарь всех мировых языков, чтобы ученые и через десять тысяч лет имели о них представление.

Но нет, его манил другой великий подвиг.

На решение Аджара повлияли два обстоятельства. Во-первых, Лотман делал именно перевод, и Аджар находил это вполне разумным, ведь совершенно очевидно, что все, достойное написания, уже однажды было кем-то записано.

Во-вторых, он полагал, предмет его занятий должен быть связан с тем внутренним потрясением, которое он недавно пережил, а именно с его новой ненасытной любовью к плотской любви.

В монастырях на холмах над Камакурой он нашел несколько рукописей, которые ему страшно понравились. Огромная армия монахов сочинила их в тринадцатом веке — не просто прихотливую фантастику, но чистейшей воды порнографию. Сначала Аджар собирался перевести их на свой родной русский, но понял, что омерзение от ленинского НЭПа еще слишком свежо в его памяти, и оставил эту затею. С другой стороны, Рузвельт только что объявил в Америке Новый курс, а Аджар всегда приветствовал новые курсы. Именно по этой причине — и ни по какой иной — наиболее внушительное современное собрание порнографии вышло в свет по-английски.

Удалившийся на покой император день и ночь работал у себя в павильоне, дабы завершить поразительный труд, который он добровольно на себя возложил. Он не только перевел десятки тысяч документов, но еще и изобрел собственную неповторимую и оригинальную систему перекрестных ссылок, записывая цифры на полях. Эти летучие рои цифр таили в себе несметное множество подтекстов, потому что на самом деле Аджар стремился описать все превращения любви с помощью бесчисленных парафраз; этот вполне восточный замысел, согласно которому одно лицо предстает бесконечной чередой масок, настолько непривычен Западу, что там его никто понять не способен.

В тридцать седьмом году, в честь своего восьмидесятилетия, Аджар планировал целых две недели провести в безграничном распутстве. И Лотман, и я советовали ему не делать этого, но он был непреклонен. Он не хотел нас слушать.

Видите ли, в начале того лета его навестила группа кемпейтаевцев в штатском — периодически они навещали всех иностранцев. Они просмотрели его рукописи, и увиденное поразило их. Они сразу же смекнули, что сам перевод подобного сорта рукописей на английский угрожает безопасности государства, потому что горы древнеяпонской порнографии, собранной монахами, одним своим видом опровергали официальную позицию, гласившую, что японцы по своим моральным качествам во все времена превосходили все прочие народы мира.

Аджар заметил, что вовсе не собирался показывать свою коллекцию кому бы то ни было. Он даже предложил уничтожить ключ, или книгу с кодами к аннотациям, без которых никто не смог бы понять истинного значения его переводов.

Но Кемпейтай все равно конфисковала коллекцию. Полицейские пригнали в Камакуру грузовики под охраной и забрали все рукописи на склад в Токио, где по какой-то непонятной причине они хранились в одном крыле с секретными материалами по Китаю, может быть, потому, что в ком-то жила слабая надежда: вдруг рукописи обнаружат и решат, что они тоже китайские, а не японские?

Аджар был в ярости. Отсюда и дикая энергия, с которой он планировал отпраздновать свое восьмидесятилетие. Он собрал всех женщин, которых знал в Японии за последние восемь лет, — по меньшей мере несколько тысяч, — и снял отели по всему Токио, чтобы расселить их. За две недели до дня рождения он ходил из отеля в отель, удовлетворяя всех своих бывших любовниц.

Был июль, и погода стояла знойная, а это опасно для мужчины в его годы. Но он не останавливался. Накануне дня рождения он вернулся к себе домой в Камакуру, чтобы принять ванну перед тем, как прийти на чай к нам с Лотманом. В ванной он столкнулся со своей экономкой, купавшей свою правнучку.

Экономке было восемьдесят восемь, правнучке шестнадцать. Аджар знал девушку, потому что она иногда убиралась у него в доме, но никогда не посягал ни на нее, ни на ее прабабку, считая, что лучше не вовлекать домочадцев в свои сексуальные похождения.

Я уверен, что это все произошло случайно. Аджар хоть и обладал чувственной натурой, но склад ума у него был вполне философский. Я уверен, что, выпив чаю со мной и Лотманом, он намеревался вернуться домой и провести вечер в одиночестве, тихо встретив свой день рождения. Но со времен своего обращения в пустыне Гоби он научился не пренебрегать восхитительными комбинациями, которые приберег для него случай. Потом, придя в себя, старуха и девушка рассказали нам, что произошло.

Аджар застал их врасплох. Он улыбнулся и сказал, что хочет сам домыть девушке голову. Так он и сделал. Потом он вымыл голову старухе, вымылся сам и предложил им втроем забраться в большой бассейн. Он немедленно нырнул под воду и так долго там пробыл, что они испугались было, решив, что он утонул, если бы он не убедил их в обратном. И каждый раз он на миг выныривал только для того, чтобы снова погрузиться в воду, а они успели пережить с десяток сладостных обмороков, пока он не делал маленький перерыв, чтобы глотнуть воздуху.

Эти игры в воде, подтверждавшие его необыкновенные способности, продолжались примерно с час. Потом Аджар подхватил одной рукой старуху, другой — девушку и унес обеих в гостиную. Дом Аджара был устроен на японский манер, поэтому вся комната могла служить кроватью тем, кто привык лежать на татами, — а все трое были к этому привычны. Прабабка боялась, что он ослаб от долгого пребывания в горячей воде, и предложила ему передохнуть, пока она сделает ему массаж. Аджар согласился, но так и не угомонился. Пока прабабка разминала ему спину, он занимался правнучкой.

Так продолжалось несколько часов, а тем временем становилось все жарче и жарче. Аджар не останавливался, он без отдыха занимался любовью. Иной раз, несмотря на свой маленький рост, он ухитрялся отнести обеих в кухню, по дороге не прекращая заниматься любовью, чтобы взять из холодильника бутылку холодной водки и ведерко икры во льду. Все это он съедал и выпивал, вернувшись в гостиную и не прерывая основного занятия.

В полночь, когда он совокуплялся с ними попеременно, его хватил удар.

Они услышали его стон — но они и сами стонали. Три одновременных оргазма продолжались, пока часы били полночь, — а потом Аджару исполнилось восемьдесят и он умер.

Прошло много часов, пока старуха и девушка нашли в себе силы доползти до телефона. Они едва могли говорить, но, услышав затрудненное дыхание в трубке, мы поняли, что что-то случилось. Мы с Лотманом поспешили к ним и нашли Аджара лежащим на спине, его член все еще стоял, а на лице застыла та же благодарная улыбка, которой он улыбался в то утро, когда вошел в ванную и случайно заметил там экономку и ее правнучку.