Проклятие сумерек - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Ленский cтр.№ 146

Она снова вытащила нож и показала брату, чтобы он поступил так же.

– Прольем кровь друг друга, – продолжала Эскива. – И поглядим, что произойдет после этого. Нас несколько раз подталкивали к этому убийству. Ну так дадим им то, чего они так яростно добиваются!

– «Им»? – переспросил Гайфье. – Но кто такие «они», Эскива?

– Вот и увидим.

Она протянула ему раскрытую ладонь и зажмурилась. Гайфье осторожно чиркнул острием по смуглому запястью. Несколько густых капель выступили по всей длине тонкой красной нитки. Эскива подняла веки, и Гайфье обожгло зеленым взглядом.

– Теперь я.

Она блеснула зубами в улыбке. Гайфье почувствовал, как она хватает его за руку, как впивается острием ножа в кожу. Он едва не вскрикнул от боли.

Две большие бесформенные капли медленно соединились и, извиваясь, поплыли сквозь туман.

Держась за руки, мальчик и девочка смотрели им вслед, как будто прощались с кем-то дорогим, бесконечно близким и уходящим навек.

Чем дальше уплывал темно-красный сгусток, тем больше он казался. Он рос и набухал, точно живое существо, он шевелился, тянулся вниз, туда, где должна быть земля, и вверх, туда, где, возможно, было небо. А затем он остановился, перегораживая своими блестящими багровыми боками всю тропинку, и взорвался. Разлетелись мириады брызг, и по другую сторону обнаружилась человеческая фигура в короне.

Это был юноша, высокий и стройный, с пестрыми белыми прядками в темных волосах. Корона лихо сидела у него на голове, чуть сдвинутая на левое ухо. Он улыбался и тянул руки к своим потомкам, к брату и сестре, что принадлежали к разным расам и все-таки обладали несомненным сходством, ибо имели общего отца.

Несколько мгновений король Гион медлил, не решаясь сделать шаг, а затем перешагнул через красную нитку, лежавшую поперек тропинки, и двинулся навстречу детям Талиессина.

Они не трогались с места, только Эскива больно вцепилась в руку брата и прикусила губу.

«Будь что будет, – думал Гайфье. – Помнится, Ренье говорил о том, что каждому человеку судьбой дается высший час, миг, когда он воистину служит своему предназначению… И если в тот самый миг человек не погибнет, то остаток лет он просто доживает – без толку, никому не нужный. Если я умру сейчас, я потеряю лет пятьдесят – не так уж много. Если сейчас умрет Эскива, она потеряет несколько столетий. И все-таки она стоит и ждет. Будь что будет, будь что будет…»

Беспрепятственно сделав несколько шагов по тропинке, Гион рассмеялся и побежал. С каждым мгновением он изменялся все больше и больше. Прямо на глазах у брата и сестры резкие вертикальные морщины рассекли лицо бегущего, его волосы свалялись и сделались блекло-серыми, в одном глазу появилась гневная синева, в другом проступила тоскливая желтизна.

Он тянул к ним руки в последней надежде соединиться со своими потомками и вернуть себе прежний юношеский облик, но вместо этого вдруг упал на колени и оперся локтями о землю. Туман словно только и ожидал этого. Серый сгусток навалился на спину Чильбарроэса и поглотил его. Спустя миг из клубящегося хаоса глянули голодные глаза. Огромный серый монстр покатился по тропе. Из самой его утробы вырывалось нетерпеливое повизгивание: он предвкушал добычу.

И тут блики света пробежали по туману. Это был ясный свет, не окрашенный никаким цветом, – свет как отсутствие тьмы, как абсолютная чистота. Он не обжигал, не разгонял туман. Легко и уверенно – безболезненно – он мог бы существовать в любой среде: и на дне реки, и в небесах, и среди листвы деревьев, и в человеческих глазах, и даже в туманах приграничья.

Свет был живой. В нем не было осуждения, и Гайфье первым ощутил это. Каким бы великим ни был источник этого света, он благожелательно изливался даже на такое ничтожное и безобразное существо, как человек, – человек, который после своей смерти превращается в ничто, в комок грязи.

«Нет, не в ничто, не в комок грязи, – прошелестело в мыслях у мальчика. – В свет, в любовь, в бесконечность… Человек уходит в бесконечность своей любви и почивает там…»

– Ты слышал? – тихо спросила Эскива, и Гайфье понял: ему не почудилось, голос прозвучал на самом деле. В туманах, поблизости от них, было еще одно живое существо.

Капли крови рассеялись по всему туманному миру и пробудили в его глубинах нечто большее, нежели погибшего короля Гиона. Из незримого источника они вызвали сгусток света, дремавший несколько столетий. Живой свет исторг из себя одну из тысячи душ.

Она открыла глаза и улыбнулась. Она узнала место и догадалась о том, кого сейчас увидит. Все это уже происходило давным-давно. В те далекие годы, когда Мэлгвин, ни о чем не подозревая, готовился к своей коронации, а младший его брат, Гион, беспечно бродил по лесам в поисках великой любви.

Ринхвивар спала, заточенная в сон, как в тюрьму, потому что Гион поверил в их разлуку. Ринхвивар проснулась, потому что стены тюрьмы упали, разрушенные каплями крови, эльфийской и человечьей. Гион искал бессмертия в туманах и снах, но истинное бессмертие было любовью и светом. Гиону потребовались столетия для того, чтобы решиться и перешагнуть из ложного бессмертия в истинное.

Ринхвивар открыла глаза и улыбнулась. Мириады крохотных красных капель сверкали в ее волосах.

Она побежала по большим замшелым валунам, что обозначали тропинку. Волосы, как знамя, развевались за ее спиной. Под подолом платья мелькали босые ноги. Перепрыгивая с камня на камень, она стремилась навстречу чудовищу.

Поравнявшись с детьми, женщина на бегу провела гладкими пальцами по их щекам. Блаженство разлилось от этого прикосновения, и Гайфье и Эскива застыли, боясь даже дохнуть, чтобы не разрушить этого ощущения.

А женщина побежала дальше. Она тянула руки к монстру, и туман сползал с него, точно доспех с перерезанными ремнями, и старость таяла, как странное недоразумение, возвращая лицу изначальную молодость.

– Ринхвивар! – со стоном проговорил Гион, поднимаясь на коленях.

Имя эльфийской королевы заставило содрогнуться туманы. Ринхвивар остановилась перед своим мужем, ласково наклонилась к нему.

– Смерть не разлучает, Гион, – прошептала она так тихо, что слышал ее только муж. – Ты ошибся, и твоя ошибка открыла пути злу по обе стороны приграничья.

Она опустилась на колени рядом с ним и обхватила его руками. Красный купол, победно светясь, опустился сверху и накрыл обоих.

«Формальности этикета – это благо, – думал Талиессин, направляясь к покоям дочери. – А их почему-то принято бранить. Негодовать на их сложность. Вопрошать с несчастным видом: почему я должен сперва подходить к ручке бабушки, затем спрашивать о здоровье ее любимого мопса и только уж после этого хвататься за сладости, выставленные на столе? Да я и сам… гм… грешил подобными жалобами. И вот теперь я нижайше благодарен тем, кто изобрел формальности этикета, потому что – клянусь всеми моими потрохами! – в противном случае я чувствовал бы себя полным дураком и… никогда бы не решился сделать то, что собираюсь сделать».