Дамы из Грейс-Адье и другие истории - читать онлайн книгу. Автор: Сюзанна Кларк cтр.№ 30

— Двум! — воскликнул я изумленно.

— А что вы хотите? — отвечал Джон Каблук. — Каждая оказалась по-своему хороша, поэтому он никак не мог выбрать. Одна была дочерью мельника, другая — пекаря. Том хотел, чтобы они отправились вместе с ним в его дом на Эйлдонских холмах, где жили бы в мире и согласии, следуя велениям своих сердец. Увы, его щедрое предложение не нашло отклика у черствых и неблагодарных девиц, а вскоре пришла весть о смерти Тома. Позднее я узнал, что дочка мельника прислала ему записку, в которой намекала, что готова уступить. Он отправился к мельнице, туда, где на берегу быстрой речки росла рябина. Здесь я вынужден прервать свой рассказ и заметить, что в лесу нет дерева отвратительнее! Обе девицы ждали вашего отца под рябиной. Дочка мельника швырнула Тому в лицо горсть этих ужасных ягод, а дочка пекаря столкнула его в реку. Затем они сбросили сверху мельничный жернов, который придавил Тома ко дну. Кузен был на редкость силен. Вся моя семья (вернее, наша) славится необыкновенной выносливостью. Нас не так-то просто лишить жизни, но на груди Тома лежал мельничный жернов! Он не смог встать и вскоре захлебнулся.

— Боже милосердный! — воскликнул я. — Это чудовищно! Как священник я, безусловно, не могу одобрить привычки отца обольщать юных дев, но как сын должен признать, что возмездие никак не соответствовало тяжести деяния! Неужели правосудие не настигло этих кровожадных особ?

— Увы, — отвечал Джон Каблук. — Впрочем, довольно ворошить печальное прошлое нашего семейства. Лучше скажите мне, чего это вам взбрело в голову, что вы — итальянец?

Я сказал, что идея принадлежит деду. Смуглое лицо внука и рассказы дочери внушили ему мысль о моем итальянском или испанском происхождении. Любовь к итальянской музыке решила дело. Деда звали Джордж Александр Симон — вот я и стал Джорджио Алессандро Симонелли. Добрейший старый джентльмен не отверг падшую дочь, напротив — он всячески заботился о ней и давал денег, чтобы нанять слуг и найти достойный кров. Когда от горя и стыда мать умерла вскоре после моего рождения, дед взял меня в свой дом, воспитал и дал образование.

— Больше всего меня удивляет, — заметил Джон Каблук, — что вы выбрали Геную — город, который пришелся бы Тому по душе больше других, окажись он в Италии. Ни безвкусную Венецию, помпезный Рим или надменную Флоренцию — нет, именно Геную. О, Генуя — этот вечный полумрак и зловещие отзвуки, что исчезают в сиянии морских глубин!

— Уверяю вас, я выбрал Геную случайно!

— Однако выбрали, — сказал Джон Каблук, — и ваш выбор свидетельствует о глубочайшей проницательности, каковая всегда отличала членов нашего клана. Впрочем, еще раньше вас выдало острое зрение! Никогда в жизни я так не удивлялся — вы заметили пару ничтожных пылинок, налипших на пелёнку!

Я спросил, здоров ли его сын.

— Здоров-здоров, благодарю вас. У него превосходная кормилица, кстати, ваша прихожанка. Ее молоко как нельзя лучше подходит младенцу.

Октября 20, 1811 года

Утром во дворе конюшни барышни Газеркоул собирались на конную прогулку. Разумеется, меня пригласили их сопровождать.

— Но, дорогая моя, — сказала миссис Эдмонд старшей мисс Газеркоул, — вы не должны забывать, что, возможно, мистер Симонелли не ездит верхом. — И она устремила на меня вопросительный взгляд, словно предлагая с ее помощью выпутаться из щекотливого положения.

— Вовсе нет, — отвечал я. — Мне это не впервой. Не знаю занятия приятнее, чем верховая езда. — И я уверенно приблизился к довольно надменной кобыле серой масти. Однако вместо того, чтобы покорно дожидаться, пока я взберусь на нее, кобыла шарахнулась в сторону. Я последовал за ней, но невоспитанное животное снова отпрыгнуло от меня на пару шагов. Так продолжалось три-четыре минуты, и все это время барышни Газеркоул молча наблюдали за моими безуспешными попытками оседлать непокорное животное. Внезапно лошадь встала, как вкопанная, и я попытался влезть ей на спину, но не тут-то было — никогда не думал, что лошадиные бока такой причудливой формы! Вместо того чтобы в мгновение ока оказаться на ее спине (как я неизменно проделывал, взлетая на лошадей Джона Каблука) я на полпути сверзился на землю.

Разумеется, вместо того чтобы винить во всем безобразную скотину, юные обитательницы усадьбы Апперстон-хаус сочли, что дело во мне. Не знаю, что ранило меня сильнее: удивленные взгляды мисс Газеркоул и мисс Марианны или нескрываемое веселье Китти.

Позднее обдумал этот вопрос более тщательно и пришел к выводу, что при здешней скудости общества грех не воспользоваться излишним досугом и не научиться кое-каким навыкам верховой езды — нельзя же так зависеть от дурного настроения кобылы! Наверное, попрошу конюха миссис Газеркоул Джозефа со мной позаниматься.

Ноября 4, 1811 года

Сегодня сопровождал барышень Газеркоул на прогулке. Живописная синева неба, рыжевато коричневый лес, пухлые, словно диванные подушки, белые облака — это все, что я успел разглядеть, ибо пять барышень явно вознамерились не давать мне продыху.

— Ах, мистер Симонелли, не будете ли вы так любезны сделать то?

— Ах, мистер Симонелли, не затруднит ли вас сделать это?

— Мистер Симонелли, что вы думаете о том и об этом?

Меня нагрузили корзинкой для пикника и мольбертом, который так и норовил выскользнуть из рук. Вдобавок я должен был участвовать в выборе нужного ракурса для будущей картины, высказывать мнение о поэзии мистера Кольриджа, [16] поедать пирожные и разливать вино.

Перечитал то, что успел написать в дневнике со времени моего приезда сюда и страшно удивился — я нигде не упомянул о том, сколь барышни Газеркоул различны меж собой. Свет еще не знал таких не похожих друг на друга сестер! У всех пятерых разные вкусы, характеры, внешность и манера держаться. Старшая (и самая хорошенькая) Изабелла выше и изящнее прочих. Генриетта — самая романтичная, Китти — самая беспечная, а Джейн — тишайшая из сестер. Может часами грезить в гостиной над книгой. Сестры входят и выходят, ссоры начинаются и гаснут. Одна с победной улыбкой удаляется из комнаты, другая печально вздыхает и сворачивает рукоделие, но Джейн нет до них никакого дела! Внезапно она медленно и загадочно улыбается мне, а я улыбаюсь в ответ, сам почти уверовав, что нас связывают некие непостижимые тайны.

Марианна, вторая по старшинству после Изабеллы, чьи волосы в точности повторяют медный цвет буковых листьев, — самая несносная из сестер. Если мы находимся вместе в одной комнате, нам хватает и получаса, чтобы затеять ссору по любому пустяку.

Ноября 16, 1811 года

Джон Уиндль прислал письмо, в котором рассказывает, что в четверг в трапезной Корпус-Кристи доктор Протеро живописал доктору Консидайну мой предполагаемый портрет спустя десять лет — с грязнулей-женой и целой вереницей сопливых отпрысков в стоптанных башмаках. Доктор Консидайн так хохотал, что добрая ложка обжигающего супа из гусиных потрохов, которую он только что поглотил, вылилась прямо через нос.