Если бы в тот день, когда я поставил точку в рукописи,
кто-нибудь сказал бы, что этот роман будет издан в Симферополе, мне пришлось бы
парировать: «Умерьте свою фантазию, сударь!»
Теперь совершается чудо, перед которым превращение
«полуострова» в «Остров» – несложная работа. Чудеса, между тем, продолжаются.
Крымская фирма «Интер-конт», например, собирается назвать организованные ею
автогонки в духе романа – «Антика-ралли». Значит не так уж трудно можно будет
представить на ее виражах «питер-турбо» Андрея Лучникова.
Так странно нынче переплетаются фантазия и реальность. Я
надеюсь, что мой роман не только увлечет крымчан своим довольно бурным сюжетом,
но также поможет им в осмыслении истории своего края, как будто специально
созданного Творцом для воплощения многонациональной гармонии.
Василий Аксенов
август 1991 года
ПАМЯТИ МОЕЙ МАТЕРИ ЕВГЕНИИ ГИНЗБУРГ
Глава 1
Приступ молодости
Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших
архитектурных экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очинённый
карандаш, небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на
исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего
десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим
издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его
личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников
с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.
Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя,
пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы
отлететь от своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове
все время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные
сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли
марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда
европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью,
звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в
набор невразумительное: «по неопределенным сообщениям, поступающим из…»
Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного
характера: отец Андрея Арсениевича просил его приехать и непременно сегодня.
Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра
и стал бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной
архитектуры располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.
Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых
серых холмах, но после экономического бума ранних сороковых Городская Управа
объявила Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот
теперь столица Крыма может поразить любое туристское воображение.
Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми
автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно «включаться» на
своем «питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в
привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно
остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло
непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех Святых в Земле
Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на ее месте некая овальная
сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Соврем я зашорился со своей
Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.
Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок
здорово забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков
даже увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской,
с чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы.
Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе,
быстренько, как бы формально отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя за
формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот теперь
ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.
Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе.
Симфи даже ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и
через минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера – это и
есть теперь Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр
архитектора Уго Ван Плюса.
Автомобильное стадо вместе с лучниковским «питером» стало
втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку,
прокрутившись по которой, машины на большой скорости выскакивают в нужных
местах Крымской системы фриуэев. По идее, подземное движение устроено так, что
машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа
стрелки, уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом
осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье
туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на
бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы. Они
спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их
групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали
«обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно,
лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стены на
выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются
даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами
островной демократии. Впрочем, в Крыму любая стенка – это витрина демократии.
Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой
наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и
завершал огромный лозунг КОММУНИЗМ – СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА,
перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду
паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «Серп и Молот».
Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки,
которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.
Лучников посмотрел по сторонам. Большинство водителей и
пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда
слева из «каравана-фольксвагена» махали платками и делали снимки явно хмельные
британские туристы, да справа рядом в роскошном сверкающем «руссо-балте» хмурил
брови пожилой врэвакуант.