Год Черной Лошади - читать онлайн книгу. Автор: Марина и Сергей Дяченко cтр.№ 171

В девять полагалось спускаться к завтраку. По утрам тан-Глостер редко трапезничал с нами — обычно он отправлялся на прогулку еще затемно; тем не менее завтрак начинался всегда в одно и то же время.

Я научился распознавать приветствие, произносимое тина-Деллой на языке постояльцев, вернее, я научился отличать это приветствие от всех других звучащих фраз; однажды я попытался воспроизвести — пропеть — его, но тина-Делла так смеялась, что я не решился повторить свой опыт.

После завтрака тина-Делла поступала в мое распоряжение — я учил ее пользоваться профессиональным этюдником и многофункциональной кистью. Мы рисовали натюрморты до полудня (местные сутки содержали двадцать три стандартных часа), после этого пили чай, и тина-Делла отправлялась на уроки к постоялке.

Со временем у меня вошло в привычку присутствовать на этих уроках — хоть полчаса, хоть час. Я садился в третье кресло у обогревателя и слушал, как они говорят.

Звуки, издаваемые тина-Деллой, с натяжкой можно было еще принять за странную песню. Постоялка генерировала звуковые колебания всей поверхностью морщинистого тела; в ее распоряжении был диапазон от неслышно-высоких до неслышно-низких, пугающе-глубоких частот, а тембральная окраска менялась так неожиданно, что заскучать, слушая ее, не представлялось возможным.

Иногда я засыпал в кресле, слушая, как постоялка рассказывает о чем-то тина-Делле.

В тех снах я летал.

* * *

В тот день я решил развлечь мою ученицу. Тем более, что рисование кубов, шаров и чашек ей явным образом надоело.

Я попросил найти для меня цветок. Она обшарила весь дом и в конце концов принесла древнюю самоделку из проволоки и асбестовых лоскутков. Такие «цветы», помнится, мастерил в детском модуле мой сын…

Итак, я поставил перед собой конструкцию из нескольких переплетенных «стеблей» с безвольно свисающими «лепестками»; я отключил все функции этюдника и на глаз, как первобытный рисовальщик, изобразил на экране букет осенних астр.

Цветы стояли, освещенные солнцем, в движении световых пятен, в полутенях и бликах, теплые и влажные; я сам не ожидал подобной удачи, а Делла — та протянула руку, будто желая проникнуть за поверхность экрана и коснуться зеленых стеблей.

— Это астры, — сказал я и задержал дыхание, потому что в фильтрованном воздухе Медной Аллеи мне померещился тонкий, терпкий, осенний запах.

Тина-Делла перевела взгляд на алюминиево-асбестовую конструкцию на столе. Снова посмотрела на мой рисунок; потом взглянула мне в глаза.

— Кажется, вы все-таки нашли общий язык, — сказал тан-Глостер вечером того же дня.

Я давно заметил, что линза-диагностер была для него только прикрытием: его ненормальная проницательность имела другую природу.

Вечером он предложил мне выкурить сигару перед обогревателем в его кабинете; я согласился. Я уже очень давно не курил — в моем распоряжении не было достаточно воздуха.

Это был замечательный длинный час. Мы сидели, вытянув ноги, наслаждаясь каждой секундой жизни, каждым дымным колечком; только когда последняя крупица табака превратилась в пепел, когда отключился аварийный вентилятор — только тогда я решился задать свой вопрос:

— Прошу прощения, тан-Глостер. Неужели не существует механизма… способа… перевести? Я имею в виду частотную речь?

Тан-Глостер улыбнулся:

— Почему же… Кое-какие устойчивые сочетания поддаются переводу. Но как правило, милейший тан-Лоуренс, постояльцы оперируют понятиями, которым нет аналога в человеческом мышлении. У вас попросту не хватит слов.

— Мой музыкальный слух…

— Бросьте, при чем тут слух. Не просто различать четверть тона — но иначе думать… Вы, конечно, понимаете, насколько образ мышления зависит от языка? Вот наша девочка и мыслит категориями, которые вы можете в лучшем случае ощутить.

— Почему вы хотите, чтобы тина-Делла была более постоялкой, нежели человеком? — спросил я тихо.

— Ах, любезный тан-Лоуренс, — тан-Глостер махнул рукой. — Она человек. И я человек — а я ведь такой же, как она. Именно потому, что меня воспитала постоялка, я не мог не сделать то же самое для Деллы… хоть она и не дочь мне.

Еле слышно шелестел воздух в трубах. Экран обогревателя то угасал, то снова разгорался; из угла его в угол бродили тени.

— Я почти ничего не знаю о постояльцах, — сказал я.

Тан-Глостер пожал плечами:

— Отделить легенду от истории и правду от вымысла — невозможно, да и не надо. Знаете, как называются камушки на нашей планете, те, которые так смешно тянутся вдоль силовых линий? «Черепки постояльцев»… Вообразите — разбитые глиняные кувшины, покрывшие черепками целую планету. Это не имеет отношения к истории — это выдумка, образ… Раса, чье достояние — черепки… И еще способность мыслить. И частотная речь, закрепляющая эту способность… А откуда взялись постояльцы, и почему они не имеют материальной культуры, и почему они платят такой преданностью просто за возможность жить, мыслить и говорить, учить человеческих детей… Нет, я понимаю, любопытство — это святое. Хотите — попытайтесь поговорить с нашей няней, она поймет вас. Вы ее — нет.

— Тина-Делла понимает меня, — сказал я. — И мне иногда кажется, что я ее — тоже.

— Возможно, — он чуть приподнял уголки губ. — Возможно, вам уже кое-что удалось, тан-Лоуренс. Не прекращайте попыток, прошу вас.

* * *

Она рисовала кубы и чашки, и бронзовые статуэтки, и пластиковые листья в мраморной вазе; она смотрела на меня, полуоткрыв губы, и медленно, по слову, рассказывала.

Свои ранние годы она помнила смутно. Ее отец погиб — каким образом, Делла не сказала. Ее мать вышла замуж во второй раз — за тан-Глостера, и несколько лет прожила с ним в покое и даже счастье; что случилось с ней потом, Делла категорически отказывалась говорить.

— Она умеры-ла, — твердила моя бедная ученица, и я поспешно переводил разговор на другое.

После обеда — а обедали мы, как и завтракали, втроем — я поднимался к себе, читал, размышлял, пытался делать кое-какие наброски; тина-Делла в это время выходила наружу и долго гуляла в одиночестве, возвращаясь только к ужину.

Однажды я спросил у хозяина, не считает ли он, что эти одинокие прогулки опасны.

— Куда опаснее сидеть в четырех стенах, — ответил он с усмешкой. — Жить в Медной Аллее и не выходить под солнце — это, знаете ли, по меньшей мере чудачество.

Он намекал на мою нелюбовь к прогулкам. Я в самом деле пытался выйти всего два или три раза; окрестности Медной Аллеи лишены были для меня малейшего очарования.

— Там есть пещеры, — говорил тан-Глостер, жмурясь от удовольствия, — с чрезвычайно интересными оптическими эффектами. А сочетания полей — это настоящий театр, мой друг, только надо всегда иметь при себе робота, который вытащит вас, если вы потеряете сознание… Поверить трудно, что всего в часе быстрой ходьбы от Медной Аллеи вы найдете вход в естественный тоннель, по форме напоминающий человеческий кишечник… Там, в каменных карманах, имеются скопища газов, и прелюбопытных газов! Жаль, что я не могу предложить вам разделить со мной радость подземной прогулки…