Ладога - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Григорьева cтр.№ 30

– Гори, девочка моя. Всегда гори, как испокон веков горели все твои сородичи… Гори да живи…

Никогда еще я не бегал так быстро. Ни днем, ни ночью тем более. Несся, ям и кочек не замечая, птицей через преграды перелетая, словно неслась за мной, красный язык высунув, бесшумная смерть, дышала в спину жаром из пасти приоткрытой. А может, и гнался кто за мной – не знаю, не оглядывался, летел вперед, не разумом дорогу сыскивая – на чутье надеясь.

Не зря надеялся – не подвело оно, как никогда не подводило. Кончился лес, будто косой великанской срезанный, и вылетел я на лядину ухоженную, а за ней, на пригорке, увидел избы, темные да маленькие. А одна совсем рядом, у леса примостилась – кособокая, страшненькая, будто и не жилая вовсе. Я в нее не сунулся даже – что толку с пустодомкой перекликаться, – рванул напрямик, через поле, сзывая на бегу людей, о схватке ночной их оповещая.

Далеко стояли избы – никто в печище не отзывался на вопли мои, а вот сзади дверь скрипнула, произнес кто-то спокойно, негромко:

– Не ори, Бегун. Они коли и услышат тебя – не выйдут.

У меня от голоса этого душа подскочила да, выхода не найдя, во рту приоткрытом застряла. А он засмеялся:

– Пойдем. Отгоню Ратмира.

Знал я, что не могло этого быть, что оставили мы Чужака в Волхском лесу, где и сгинул он, что все это – проделки ночные колдовские! Знал, а все-таки повернулся…

На нем тот же драный охабень был, в каком от нас ушел, и поршни те же, и посохом так же о землю постукивал.

Теперь я точно ведал – неспроста на нас беды посыпались! Прогневались, видать, за что-то боги на род наш болотницкий, вот и мучают дивами страшными – русалками, оборотнями да блазнями бесплотными.

– Чур меня! – завопил, от призрака Чужакова руками отгораживаясь, но он лишь головой качнул и пошел в лес, бросив напоследок:

– За мной поспешай. Можем ведь и не успеть… Темный лес перед ним расступался, будто оживал да проход давал. А чего не расступаться – блазня мертвого любое живое существо страшится, будь оно хоть зверем, хоть человеком, хоть деревом бессловесным. дорогу Чужак сыскивал быстро да верно, как блазню и положено. Я сперва подальше от него держался, а потом осмелел немного, совсем рядом пошел.

Он не напрасно спешил – выскочили мы на тропку как раз в тот миг, когда оборотни Медведя заваливали. Самый матерый на плечах Медвежьих висел, грыз зубами толстую телогрею, охотником вовремя наброшенную, силился до тела дотянуться. Остальные кто откуда налетали, рвали зубами где ни попадя да валились от ударов могучих. Под ногами Медведя, бледное лицо к луне задрав, Лис лежал, а на нем – Миланья. То есть оборотниха, Миланьей звавшаяся. Голова у нее была словно комяга расколотая – смотреть страшно…

Я отвернулся, а Чужак посмотрел, хмыкнул и, как ни в чем не бывало, подошел к Медведю, посохом оборотня огромного с его плеч сбросил, сказал негромко:

– Уводи стаю, Ратмир.

Тот завыл зло, будто человек обиженный, а Чужак его посохом к кустам подпихнул:

– Уходи, пока добром прошу. А коли надобно крови тебе – вон ее возьми. Чай, человечья в ней кровь теперь осталась – волчью с собой на кромку забрала.

Он тело Миланьино ногой к оборотню подтолкнул, ухмыльнулся, зубами белыми из-под капюшона сверкнув:

– На год хватит тебе…

Я с него на волка глаза переводил, с трудом понимал, о чем речь идет. Не дано человеку блазня понять, а оборотень, видать, с ним из одного рода, вот и толковали, будто давешние знакомые, ненароком на дороге столкнувшиеся.

Медведь, от схватки одурев, не раскумекал, кого я привел, обрадовался передышке нежданной и, на спасителя не глядя, кинулся к брату. На руки его подхватил, потянул от беды подальше. Только мертвому все равно, рядом ли бой, вдалеке ли… А Лис мертвым был – лицо синевой отливало…

Оборотни нападать перестали – встряхивались, раны зализывая, ходили возле блазня кругами, косили желтыми глазами и слушали его слова неторопливые. Я в его речи не вслушивался – увидел внезапно себя и тропу, где бой шел, со стороны будто – дрогнуло сердце, испугалось. Страшной картина была: лежали на тропе тела мертвые изувеченные, кровь да клочья шерсти под луной блеском влажным светились, волки огромные с глазами горящими будто тени меж еловых ветвей проскальзывали, а средь них блазень, в старом охабне, лицо скрывающем. Еле сумел я оторваться от зрелища страшного да, взор отведя, наткнулся на тело Славена. Лежал он, головой к дереву привалившись, не дышал вроде.

Неужто из всех, кто в путь дальний отправился, лишь мне да Медведю выжить было суждено?!

Я к Славену бросился, подхватил голову его и услышал с облегчением вздох хриплый, из груди вырвавшийся. А через мгновение он и глаза открыл, поглядел на меня бессмысленно:

– Где я? Сон снился… Явный такой… Оборотень на меня кинулся, схватились мы, покатились, а потом я обо что-то головой ударился, в темноту повалился… А еще…

Он приподнялся, на меня опираясь, увидел оборотней и Чужака меж ними, охнул, уразумев, что вовсе не спал, застонал протяжно, сознание теряя:

– Хитрец…

И повис на мне куклой соломенной. Тут и Медведь разглядел, наконец, кто перед ним стоит, глаза выпучил:

– Чужак?!

А потом вдруг сообразил что-то, подтащил Лиса к блазню, упал перед ним на колени:

– Спаси брата… Ты все можешь – не человек ты… Спаси брата, а там что хочешь со мной делай!

Тот вгляделся в Лисье лицо омертвевшее, ладонь на рану положил:

– Он уже не в моей власти. Хотя… И к оборотням развернулся:

– Найди гриб-дымовик, Ратмир. Взрослый, со спорами. Да не мешкай…

Оборотень, Ратмиром названный, уж от драки отошел – ненависть кровавая в глазах потухла, умно глядел, будто человек. Стая его Миланьино тело в кусты оттащила, возилась там, рвала на куски родственницу мертвую. Да и сам Ратмир, видать, уж крови Миланьиной вкусил – свежим выглядел, сильным, будто и не дрался никогда. Глядел блазню в глаза, а поручение его выполнять не спешил.

– Услуга за услугу, – сказал тот, его нежелание углядев. – Ты мне гриб-дымовик принесешь, а я тебе место назову на кромке, где волчицу свою отыщешь…

Оборотень не ответил ничего, не заворчал даже, просто метнулся молнией серебристой в кусты и пропал из виду, будто его и не было…

Пока тело Лиса на волокушу самодельную укладывали, пока Славена рядом пристраивали да пока через лес в Захонье тащились, казалось мне, будто сплю. Ждал солнышка, думал – выйдет оно, развеет кошмар ночной всполохами рассветными, пробудит от тяжкого сна. Но не суждено, видать, было дождаться его – наоборот, заплакало небо слезинками мелкими, припорошило влагой волосы, потекло за шиворот, кровь и пот смывая…

Коснулся дождь руками туманными Славена, разбудил его. Разбудил, да не совсем – встал Славен на свои ноги и пошел, ни на кого не глядя, будто каженник. Видать, слишком сильно душевная рана его зацепила. Оно и понятно – рос-то у отца за пазухой, как за стеной каменной, а тут сразу навалились беды-несчастья и спрятаться от них не за кого… Хитрец ему будто родной был, вот и плакал Славен о нем, как об отце…