Клановое проклятие - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Ковальчук cтр.№ 10

– Нет, – мастер воинского искусства покачал головой. – Нисколько, разумеется.

Ликвидатор посадил дочь в свою побитую машину и молчал почти до самого дома. Правда, в сам дом он ее не повел, а потянул в небольшую пристройку – совсем маленькое строение с единственной комнатушкой, где помещались только длинный, но узкий диванчик, широкое кресло и телевизор. Здесь Мэл отсиживался, когда возвращался прямо с работы в состоянии легкой, но тревожащей депрессии. Все в доме знали, что если отец семейства засел в пристройке, его нельзя тревожить, и когда ему что-нибудь понадобится, он придет и скажет, или, в самом крайнем случае, позвонит по мобильному телефону.

Мэлокайн усадил дочку на диван и попытался стянуть с нее футболку, но она не позволила.

– Доча, не дури, мне надо посмотреть.

– Там ничего нет, – возразила Эмита, краснея. – Ерунда, пара синяков.

– Вот и покажи мне свои синяки. Покажи.

Девушка со вздохом задрала футболку. Ликвидатор наклонился почти к самой ее спине, почему-то протяжно вздохнул и пошел к полочке в углу комнаты.

– Крови действительно нет. Но я смажу одной хорошей мазью, чтоб быстрее рассосались синяки. Вот так больно?

– Нет, – морщась, ответила она.

– Ну, и зачем врешь? Ладно, не важно. Я уже закончил. Коньячку?

– Со льдом и лимончиком, – бойко отозвалась Эмита. Это была их семейная шутка, что-то вроде обмена репликами, и если одна из реплик по той или иной причине пропадала, оба чувствовали себя не в своей тарелке. На самом же деле коньяк они пили только неразбавленный и без всяких лимонов, дочка – из рюмочки, отец – из кружки. Впрочем, он нечасто прибегал к подобной сильной тонизирующей порции спиртного.

– Момент, – Мэл открыл бар и разлил остатки коньяка из красивой фигурной бутылки. Принес дочери. – Вот. А теперь рассказывай. Если, конечно, хочешь. Не хочешь – не рассказывай. Я и так догадываюсь.

– О чем ты можешь догадываться! – девушка невольно покраснела.

– О том, почему тебя так не любит этот болван, отпрыск Блюстителей Закона.

– Ты его знаешь?

– Я знаю всех твоих одноклассников. А что касается законника, то его легко узнать. Как любого кланового.

– Как?

– Вырастешь – научишься. Опыт, только опыт. А били тебя из-за меня?

– То есть? – не поняла Эмита.

– Ну, то есть за то, что ты – моя дочь, я прав? Я слышал, что этот Блюстителеныш упомянул меня.

Девушка снова покраснела, будто отец застал ее в кустах с каким-то неизвестным парнем.

– И совсем даже нет, – сказала она, отводя глаза.

– Эмита… Они тебя шпыняли из-за меня?

– Пап, они просто черт знает что говорили о тебе! Не могла же я…

Мэлокайн смотрел на дочь с каким-то странным любопытством.

– А ты, разумеется, лезла доказывать, что они не правы.

– Пап…

– Послушай, детка, ты умная девчонка. Неужели тебе в самом деле не наплевать, что обо мне думает какой-то малолетний придурок?

– Но они называют тебя убийцей. Это же не так!

– А я могу назвать этого Блюстителенка проституткой. Что от этого изменится? Он же не пойдет на панель только потому, что его так обозвали.

Эмита украдкой фыркнула в кулачок, представив себе Гвеснера в сетчатых колготках.

– Так что давай договоримся, дочка, что на какую-либо ерунду, которую обо мне станут говорить, ты станешь реагировать цивилизованно. То есть никак. Договорились?

– Посмотрим.

– Эмита!

– Пап, давай я сама решу, на что и как мне обижаться, ладно?

Ликвидатор лишь головой покачал, и, заглянув в свой бар, вытащил из его глубин еще одну фигурную бутылку коньяка. Откупорил с непринужденностью опытного человека и снова наполнил бокал дочери. Она и не заметила, как выцедила предыдущую порцию. Как на каждого Мортимера, спиртное оказывало на девушку лишь легкое тонизирующее воздействие, а сейчас немного успокоило. Она почувствовала острое желание прижаться к отцу и больше не шевелиться. Его объятия были для нее обещанием защиты и покоя.

Эмита сдержалась и лишь посмотрела на него, как могла мягко. Она не считала, что жизнь ее так уж тяжела и полна испытаний, но даже мелкие (со взрослой точки зрения) стычки с одноклассниками странным образом изменили ее характер и даже внешность. Взгляд ее больше не был таким наивно ясным, как в детстве, теперь она смотрела остро и пронзительно, а губы почти всегда были плотно сжаты. Это обличало в ней не только волевую натуру, но и готовность в любой момент вступить в схватку – словесно или физически.

А Мэлокайну грустно было смотреть на дочь. Он помнил, какой она была в детстве хорошенькой и открытой. Теперь ее хорошенькой не назовешь. Чтобы быть хорошенькой, девушка должна сохранить долю детскости, а какая детскость может быть в женщине, готовой в любой момент вцепиться в горло обидчику? Такая детскость есть в Моргане, и потому ее все время хочется от всего защищать. Мысль от чего бы то ни было защищать Эмиту бесследно испарится из сознания мужчины, как только он взглянет на нее. И не так важно, в самом ли деле Эмита так уж хороша в драке. Она не считает нужным прятать от окружающих свою внутреннюю силу, вот в чем дело.

Мэл подумал о том, как было бы прекрасно, если бы у его дочери никогда не возникало потребности вступать в поединок, хотя бы даже волевой. Но что поделаешь с этим дерьмовым миром, в котором милая и доверчивая девочка вряд ли вырастет в милую доверчивую девушку, а если и вырастет, то вскоре очень пожалеет об этом.

В какой-то миг ему показалось, что дочь читает его мысли. Она смотрела на него в упор и, казалось, видела его насквозь. Ликвидатор смутился, хотя по нему, разумеется, этого нельзя было угадать. А Эмита вдруг спросила:

– Ты будешь учить меня драться?

И он тоже понял ее без пояснений. «Если все так, – думала она, – если уж таков наш мир, и такова я, несущая в себе зерно постоянного вызова, то мне, пожалуй, надо уметь хотя бы хорошо драться».

– Но почему я? – удивился Мэлокайн. – В Асгердане сотни воинов куда лучше меня. Я лично могу познакомить тебя по крайней мере с десятком, которые скорее всего согласятся взять тебя в обучение.

– Не-а. Я хочу, чтоб меня учил ты, – девушка улыбалась. – Ты лучше.

– Ты меня переоцениваешь.

– Вот и нет. Это не от тебя ли я слышала, что лучший воин не тот, кто хорошо машет железкой, а тот, кто все равно выживает? А ты, как говорят, самый лучший мастер выживания. Разве я не права?

Мэл нахмурился, но ненадолго. Он еще озабоченно чесал затылок, а рот уже расплывался в улыбке, и в глазах начинали плясать чертики. Его увлекла эта игра, да и потом, разве мог он не согласиться с дочерью? Он знал десятки и сотни приемов, которые чванливыми «мастерами боевых искусств» скорее всего были бы сочтены недостойными. Ему в его профессии приходилось думать в первую очередь о том, чтобы сделать работу и не погибнуть потом. Объяснять людям, что они не правы, считая его наемным убийцей, зачастую не было времени и возможностей, и вставать в красивую стойку обычно не находилось времени.