Пояс неверности - читать онлайн книгу. Автор: Наташа Апрелева, Александр Егоров cтр.№ 10

Если все равно, куда идти, обязательно попадешь куда-нибудь. В Питере со мной было именно так. Когда я был совсем мелким, я обожал бродить по городу. Садился на трамвай — теперь в Питере трамваи повывелись, а тогда их было множество, — так вот: садился на трамвай (непременно незнакомого маршрута) и ехал все равно куда. Вылезал, не доехав до кольца, и пересаживался на другой. Без копейки в кармане, зато вооруженный ученическим проездным билетом.

Метил территорию?

Надеялся заблудиться?

По целому ряду причин никто не держал меня дома. Я не стал бродяжкой просто потому, что мне надоел Питер. Я понял это уже классе в шестом, но тут — после стольких занятных предзнаменований — наступила половая зрелость, и мне пришлось переключиться на другие задачи.

Не вздыхай так, мой ангел-хранитель. Я знаю: ты постоянно пытался меня спасать. И в детстве, и тогда, ночью на Московском вокзале, в наши с тобой пятнадцать, но об этом я вспомню как-нибудь в другой раз.

А в этот раз я тоже шел, сам не зная куда, особенно после того, как в телефоне села батарейка, и я не мог позвонить Смирновым, даже если бы и хотел.

Я был зван на раут. Странное это было приглашение: то ли для массовки, то ли как пугало в огород — так приглашают Никиту Джигурду на «Камеди-Клаб». Мы пересекались со Смирновым не так чтобы и часто, по редакционным делам, причем он считал меня маргиналом, а я его — бездарью. И то и другое было справедливо.

Конечно, я не читал его «Марсианский Залет», эм зэ, и не собирался. Ровно так же он не брал в руки богоспасаемый журнал «СМОГ», где я фрилансил и подбирал крошки со стола рекламного отдела. Несмотря на это, наше молчаливое мнение друг о друге оставалось в силе. А вот его жене я, кажется, нравился. Так бывало часто. Это перестало меня удивлять еще лет в девятнадцать.

Так или иначе, я шагал от электрички хрен знает куда, потея в своей парадной футболке под палящим солнцем, сторонясь пылящих машин, и рассчитывал только на удачу. Удача — и, конечно, ты, мой ангел-хранитель, — пусть и не сразу, а после второго или третьего круга по одинаковым поселковым улочкам, — но привели меня прямо к чугунной калитке со свастиками (я тут же вспомнил, как Смирнов грузил кому-то в телефон про древний арийский символ солнца).

Прислушавшись, я понял, что вечеринка уже в разгаре. Еще прислушавшись, убедился, что звонка никто не слышит. Прошелся вдоль забора, разбежался и прыгнул «ножницами», на лету успев подумать, что мог бы и не выеживаться и просто перелезть через арийскую калитку.

Но мы ведь не ищем простых путей, да, мой ангел?

В штанах что-то треснуло — и я приземлился. А приземлившись, тут же сделался объектом всеобщего внимания.

В сторонке я постарался не заметить Смирнова. Рядом стояли какие-то тетки, дорого одетые, с бокалами. Одна из них воззрилась на меня, как на марсианина, и отчего-то беспомощно оглянулась. В отличие от остальных гламурных дур, была она одета в обыкновенные джинсы (что мне сразу понравилось) и в винтажный топик с бантиком (что меня немного напрягло). В общем, она выглядела элегантно. Просто и роскошно. Присмотревшись, я заценил и еще кое-что. Ее возраст.

Чтобы не выдать разочарования, я счел нужным улыбнуться ей как можно шире. «Привет», — сказал я бодро. «А вот и я», — хотел я продолжить, но вышло почему-то «А вот и Вы». Так даже лучше, подумал я. Пусть мы будем знакомы.

Я протянул руку первым. Она откликнулась легким боязливым пожатием. И слегка переступила ногами в тесных джинсах. Я снова улыбнулся.

Что-то было не так с ее ладошкой. Я опустил глаза: поперек и вдоль кисти белели давно зажившие шрамики от порезов, а может, хирургические швы. На мгновение самая настоящая жалость кольнула меня в сердце. Почему-то вспомнилось детство (привычным усилием воли я поставил блок и больше об этом не думал). Я поцеловал ее руку и почувствовал, как дрожь пробежала по всему ее телу. А может, по моему, иначе как бы я это почувствовал?

Мамочка, едва не прошептал я.

Это было как электричество.

Нужно было срочно что-то сказать. Еле расцепив зубы, я спросил:

«Мадам, с вами все в порядке?»

Да. Привычные пошлые фразы — это тоже блок. Под пошлостью я понимаю здесь не то, что ты подумал, мой ревнивый ангел, а именно то, что когда-то и разумелось под этим — пустую банальность. «Мадам, уже песни пр-ропеты», — прокартавил в моем сознании р-романтичный Вертинский. И умолк.

А мадам даже не ответила. Просто кивнула и еще раз оглянулась беспомощно. А остальные заулыбались вполне дружелюбно. Даже Смирнов.

Пошлость — лучший друг Вечеринок На Дачах У Смирновых. Пошлость — универсальный язык, который сближает. Средний уровень любой вечеринки у любых Смирновых, проходи она хоть в Подмосковье, хоть на Кап-де-Фран, — это уровень наиболее тупого участника. Не бойся быть банальнее другого. Стань самым банальным — и никогда не ошибешься.

Мне кажется, мы безмолвно обменялись с нею этими мыслями. После чего убогая фраза про все-в-порядке была поставлена мне в зачет.

А потом все и вправду стало в порядке. Я смиренно выслушал первые тосты — за Смирнова и за творчество, потом опять за Смирнова и за всех присутствующих здесь творческих смирновских друзей. «Смирновской», кстати, на столе не водилось, а было скверное домашнее вино, из гибридного винограда наподобие Изабеллы, которое страшно понравилось всем теткам. Даже той, в джинсах и топике. В ее глазах, впрочем, плескалась неотчетливая грусть — я уже знал, что она приехала сюда в формате «за рулем», а стало быть — ненадолго. И я догадывался, что муж не ждет ее дома. И знал даже, что…

Что грусть в ее глазах — всего лишь мечта о несбывшемся, как у героев Грина (или что они там изучали в советской школе). Об алых парусах на горизонте. Вряд ли в те времена девочки рисовали в альбомчиках яхту Абрамовича.

Ну и опять же это вино. Ассоль плюс Изабелла. Адская смесь.

Почему бы и нет, подумал я.

«Может, исчезнем вместе?» — спросил я ее беззвучно. В моей руке темнел стакан этой испанской изабеллы, больше похожей на бычью кровь. Словно причастие антихриста.

«С тобой — куда угодно», — отвечала она мне тоже беззвучно. Или даже не так, мой грустный ангел. Она подумала иначе. «С тобой, милый мальчик в футболке от Пола Смита», — подумала она.

Тем временем мой язык независимо и автономно выдавал очередную порцию пошлой банальщины. Да, я помню: это был стишок про некропедозоофила:

Мертвых маленьких зверушек

Он с собою приносил.

Самое занятное: она потом несколько раз напоминала мне этот стишок (скисая от смеха), но и разу не вспомнила правильно. Как я понимаю, и эта плоская шутка юмора пошла мне в зачет.

Я получил допуск. Помнишь, мой ангел, нашего препода по литературоведению на втором курсе? Да, Агнессу Львовну. Не красней так, хранитель. Тогда я тоже получил допуск. Неограниченный. До четвертого курса включительно. А потом ее муж застукал нас в электричке, когда мы ехали к ней на дачу. За очередным зачетом.