Железный Грааль - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Холдсток cтр.№ 31

– Когда я уйду, помните: эти две половины должны быть вместе. Пусть сейчас они разделены, но их нужно соединить прежде, чем вы опустите мою остывшую плоть в последний холм.

– Я насыплю курган на этом самом месте, где мы теперь сидим! – вскричал Кимон, сильно позабавив отца. – Но, надеюсь, только через много-много лет.

– Я тоже надеюсь.

Праздник встречи затянулся до глубокой ночи и из-за нехватки вина и любимого правителем хмельного меда оказался более трезвым, чем можно было ожидать, но от этого не стал менее шумным. Вокруг жарких костров, среди курганов предков, все на время забыли несчастья второго опустошения.

Назавтра должны были начаться приготовления к погребению жены Урты, Айламунды. Тело ее утащили куда-то при разграблении крепости, и оно сгнило в лесах, так что предвиделись долгие споры о способе достойно почтить покойницу.

Перед рассветом мой чуткий сон потревожило девичье пение. Мунда, конечно. Она вовсе не ложилась: провела ночь, сидя в излучине реки, ловила свет луны и звезд обломком отцовской лунулы и нашептывала про себя. Теперь она завела песню о лебедях.

Легкий туман висел над затихшей рекой и среди деревьев. Мунда подняла на меня глаза, но продолжала напевать тем же тонким, дрожащим голоском. Я нагнулся сполоснуть лицо речной водой, и тогда она замолкла, глядя на меня.

– Лебеди летят. Слышишь, Мерлин? По реке с моря. Слышишь?

– Нет еще.

– Чужие крылья, – сказала она и замерла, глядя на восток.

Стая вынырнула из тумана, два или три десятка птиц летели низко над водой. Слышался только легкий шелест воздуха под крыльями, поднимавшимися и опускавшимися, как во сне. Птицы пролетели у нас над головами, их длинные шеи изогнулись ко мне.

Стая скрылась, но одна лебедь вернулась: черная кайма на белых крыльях, глаза яркого золота. Она пролетела над водой совсем рядом со мной, потом поднялась вверх, набрала скорость и унеслась назад, к морю.

– Она посмотрела на тебя, – сказала Мунда. Голос у девочки звучал хрипловато, то ли от усталости, то ли от удивления. Ее невинное личико осветилось вдруг пришедшим пониманием.

Меня заметили. Нашли.

Возвращение правителя отпраздновали, и Урта приступил к обряду поминовения жены. Он выбелил лицо и руки растертым в порошок мелом и начал «Три Высокие Песни»: первая, длившаяся целый день, оплакивала умершую, вторая, не менее долгая, чтила ее память весельем, и третья – на третий день – должна была вызвать проводника из Иного Мира, чтобы отыскать ее душу и, усыпив, перенести в уготованное ей место в Царстве Теней Героев.

Уланна прекрасно понимала, что не пристало ей – новой возлюбленной правителя – оставаться в этом святилище предков в такое время. Она захватила провизию и крепкого серого коньяка и отправилась с кимбрами в их быстрой сверкающей колеснице на север, поискать отбившихся от стада коров и свиней. Кимон и Мунда, одетые в белое, вместе с отцом оплакивали мать, проводя дни среди круглых камней и надгробий священной рощи, бродя по тропе, что, начинаясь от реки, трижды обвивала рощу, прежде чем затеряться на равнине МэгКата и снова появиться перед Бычьими воротами Тауровинды.

С ними этот горестный срок отбывали Рианта-Заботница и старый жрец, Глашатай Прошлого, в плаще из шкуры белого быка, с ожерельем из белых и голубых перьев.

Урта звал и меня присоединиться к ним, однако человек в шкуре и перьях не одобрил приглашения. Кажется, у меня судьба вечно сталкиваться с такими, как он. Необъятная память, глубокая мудрость и непростые мысли. Яростный защитник обычая, он был одарен от роду лишь смутным провидением будущего. Даже Ниив была способнее. Эти дикие жрецы брали не врожденным даром, а упорным трудом, да еще получали силу через обряд посвящения.

Однако в этой дикой стране их несложные обряды вполне могли пробудить спящие души, чтобы те приняли к себе новую. Я рассудил, что лучше мне держаться в стороне, хотя Урта предупреждал меня не забредать слишком далеко.

Айламунда потерялась: не только тело пропало при осаде крепости, но и душа. Она скиталась неизвестно где, а у кельтов такие скитания считались ужасной участью. Следовало призвать назад заблудшую душу, а вот какие средства применить к тому – вызвало много споров.

Эти споры затянулись бы до конца второго дня, если бы не Арбам. Воин с проломленной грудью поднялся, сжимая копье, чтобы принести жертву любви своей дочери. Он едва держался на ногах, лицо осунулось и побледнело, кожа туго обтянула череп. Я смотрел на старика с сочувствием, догадавшись, что она до сих пор не поддавался смерти ради этой минуты. Он должен был дождаться ее похорон и помочь вернуться ее душе. Что будет дальше – его уже не волновало.

Катабах, отставной жрец, отыскал меня позже у реки. Не знаю, пришел ли он сам или по поручению правителя. Волосы его были связаны в пучок, а лицо и руки до плеч покрыты защитными синими знаками.

– Ты не мог бы полететь и отыскать ее? – напрямик спросил он. – Это немалая просьба, и, быть может, тебе не по силам исполнить ее. Но такую смерть нам трудно почтить как следует. Может, Айламунда сейчас глядит на нас с той поляны, а может, она за полмира отсюда, испугана и не знает, что делать. Вернуть ее будет нелегко для нашего малого племени.

Он осторожно поднял на меня взгляд. Скрывать ему было нечего, и он это знал.

– Завтра мы призовем к ней проводника. Было бы много легче, знай мы, где искать ее во тьме.

– Что за глушь тут у вас! – заметил я, и воин рассмеялся, сразу ухватив мой намек: все здесь теряются!

– Самому мне сдается, – сказал он, помолчав, – что она следует за Таураном, белым красноухим Быком, на боках которого бурый рисунок глаз Тараниса Громовника. За Донном Ревущим Быком, чья поступь сотрясает крепости. Но это всего лишь догадка. Запрет еще действует, и знать наверняка мне не положено.

Теперь я понял, что за бычий рев слышал, впервые вернувшись в покинутую твердыню. Древний дух холма пробудился, предчувствуя перемены.

Я объяснил Катабаху, что в образе сокола, пса или плывущей форели мне не отыскать Айламунды. Для этого пришлось бы воспользоваться обликом Морндуна-призрака. Дело предстояло нелегкое и дорого обходилось волшебнику. Я не так давно использовал это обличье в Греции, и глубокие шрамы, оставленные мне тем странствием, ныли до сих пор.

Катабах заверил, что понимает меня.

– Десять чар на десять личин, – повторил он, вспоминая мой колдовской дар. – Так?

– Да, я не делаю из этого тайны.

– Призраки и создания этого мира, и Луна, и Скорбь, и Память, и одно – для земного дитяти, и одно – чтобы видеть тени забытых лесов. Так?

– Так. Все верно.

– Память – это любопытно, и тень забытых лесов тоже. Мы поговорим об этом как-нибудь… в другой раз. – Он подергал свою нечесаную бороду, глядя на меня. Он размышлял о моих личинах. И о том, откуда я взялся. – А в других обличьях ты не смог бы увидеть мертвую правительницу?