– Каждый сам выбирает свою судьбу, – заметил Дронго. – Все хотели стать независимыми, разорвать прежние связи и наладить новые. Но все оказалось несколько иначе, чем раньше представлялось. Рынки приходится завоевывать заново.
– Вот именно.
– Можно я спрошу, какие отношения были у сына с вашей новой супругой?
– Очень хорошие. Можете не беспокоиться по этому поводу. – Концевич криво усмехнулся. – Или у вас появилась новая версия? Хотите обвинить сына в том, что он не собирался делить наследство, которое могло достаться ему после моей смерти?
– Для этого вам еще нужно умереть, – достаточно цинично возразил Дронго.
Концевич даже вздрогнул от неожиданности.
– Вы хороший ученик, – сказал он с невольным одобрением. – Быстро осваиваете мои изысканные манеры. Надеюсь, мне лично пока ничего не угрожает?
– Не знаю, – честно ответил Дронго. – Именно поэтому мне так важно провести это расследование.
– Проводите. Хотя бы скажите для начала, что мой сын не мечтает о моей смерти. Я, конечно, циник, но не до такой степени.
– Вашего сына я не знаю. Но надеюсь, что не мечтает. В его воспитании принимали участие ваша старшая сестра и ее муж, а уже это само по себе гарантия того, что он вырос хорошим парнем.
– Спасибо и на этом, – буркнул Сергей Викторович. – Вот ваш договор. Мои юристы сделали его в трех экземплярах. Два подпишите и оставьте мне, а один можете забрать с собой. И давайте не будем больше откладывать дело. Идите на второй этаж, там две комнаты Тамары. Можете смотреть все, что вам интересно. Два часа вам хватит?
– Думаю, что даже меньше. Кто нам покажет ее комнаты?
– Наша домработница Галина Аркадьевна. Она сейчас спустится к нам, – сказал Концевич.
Тут же сразу появилась женщина со строгим, даже скорбным выражением лица. Очевидно, в молодости она была достаточно симпатичной. Следы былой красоты еще сохранились на ее лице.
– Галина, покажите нашим гостям комнаты моей супруги, – приказал Сергей Викторович. – Пусть они посмотрят все, что хотят.
– Я все сделаю, – сказала она.
На вид ей было около пятидесяти. Худощавая женщина с запоминающимся лицом и красивыми глазами. Она пригласила гостей следовать за собой и молча провела их на второй этаж, в левое крыло здания, где и находились комнаты хозяйки.
Большая спальня и примыкающая к ней гардеробная были заполнены вещами исчезнувшей Тамары Концевич. На нижних полках стояла примерно сотня пар обуви, на вешалках разместились больше двухсот различных платьев. На средних полках стояли самые разные сумки. Их было не меньше пятидесяти.
– Вот ее вещи, – скорбно произнесла Галина Аркадьевна, показывая на просторную гардеробную. – Только ценности лежат в сейфе, в другом месте. Все остальное находится здесь.
– Вы давно здесь работаете? – спросил Дронго.
– Четырнадцать лет, – ответила Галина Аркадьевна. – Я начинала еще тогда, когда у Сергея Викторовича была квартира в Москве. А потом мы перебрались сюда. Это произошло девять лет назад.
– Вы были знакомы с его второй супругой?
– Конечно. Но она мне не нравилась. Эта особа была актрисой во всем. Очень своеобразное, весьма лживое существо. Я сразу это почувствовала.
– А каково ваше мнение о третьей супруге господина Концевича?
– Она должна была нравиться Сергею Викторовичу, а не мне. Мое дело – следить за порядком в доме, – уклонилась от ответа Галина Аркадьевна.
– Вы не ответили на вопрос. – Дронго подошел к сумкам, повернулся спиной к женщине и принялся осматривать их.
– Повторяю: она должна была нравиться Сергею Викторовичу, а не мне, – ответила Галина Аркадьевна уже заметно раздраженным голосом.
– И понравилась? – спросил он, повернувшись к ней.
– Видимо, да, если он жил с ней почти три года. Ведь брак предполагает наличие взаимной симпатии. Вам так не кажется?
– Так вы ничего не хотите о ней сказать?
– Не хочу. Я предпочитаю не обсуждать моих хозяев с посторонними людьми. Это непорядочно и не очень красиво.
– У вас есть высшее образование, – неожиданно проговорил Дронго.
Это был даже не вопрос, а утверждение.
Она удивленно взглянула на него. Женщину откровенно удивил этот гость.
– Есть. Как вы догадались?
– Обратил внимание на то, как вы разговариваете. Хороший русский язык. Домработницы обычно не говорят о взаимных симпатиях и не употребляют слово «непорядочно».
– Спасибо. – Галина Аркадьевна усмехнулась. – Вы правы. На самом деле я окончила педагогический институт еще в восемьдесят восьмом, три года преподавала в средней школе, потом осталась без работы и в девяносто девятом пришла к Концевичу. Вас устраивает мой ответ?
– А чем вы занимались между девяносто первым и девяносто девятым? – поинтересовался Дронго.
На лице женщины мелькнула тень.
– Как и все остальные, – ответила она с некоторой заминкой. – Пыталась выживать. Два года мы жили практически впроголодь, продавали вещи из дома. Мой муж был офицер. Мы оказались в Прибалтике, куда нас перевели в конце девяностого. Раньше, когда офицеры получали назначение в Прибалтику, это считалось почти почетным. Европейские нравы, чистота, порядок, устоявшиеся традиции. Но все изменилось сразу после августа девяносто первого. Тогда нам прекратили платить зарплату. Полтора года мы жили в Литве в качестве оккупантов. Вернее, пытались жить. Я должна была кормить своего мужа и двух маленьких девочек. В начале девяносто третьего мы переехали в каморку под Москвой, которая досталась нам от бабушки мужа. Две комнатушки без газа и отопления. Но и это было большим счастьем.
– Можете сказать, чем именно вы занимались?
– Вам это так интересно?
– Если не хотите, можете не отвечать.
– Отвечу. Торговала овощами, возила с мужем ширпотреб из Польши и Турции. С большим трудом сводила концы с концами. После дефолта, приключившегося в августе девяносто восьмого, мы продали свою квартиру и оказались на улице. Я постоянно думаю о том времени, – неожиданно произнесла Галина Аркадьевна. – Пусть они будут прокляты! – с каким-то ожесточением добавила она. – Все, кто довел нас до такого обнищания, полного разорения, унизительной и обидной жизни. Чтобы все эти политики горели в аду за страдания, которые доставили нашему народу.
– Не любите олигархов и политиков?
– Ненавижу, – призналась она. – Я ведь обожала свою профессию, мечтала учить детей, а стала безработной, оккупировала Литву, потом торговала ширпотребом в Москве. – Женщина отвернулась.
Было заметно, как она волнуется.
– Я из Латвии, – неожиданно вмешался Эдгар. – Латыш по национальности. Только я был офицером КГБ, а в моей независимой республике сейчас подобное не прощается. Поэтому мне пришлось уехать, оставив семью в Риге. Дочь переехала ко мне, жена развелась. У каждого были свои трагедии.