Пожар на Хайгейт-райз - читать онлайн книгу. Автор: Энн Перри cтр.№ 75

Грейси проигнорировала монету – правда, с трудом – и ударилась в слезы. Без особого труда.

– Эта на адну ночь ни хватит! И что мы тады будим делать? У тебя все дома на Лисбон-стрит. Пачиму б тибе ни дать папаше и мамаше комнатку в адном из них, мы б тада в сухости жили, а? Я бы работала, чесно, работала бы! И мы б тибе платили.

– Эта ни маи дама, ты, дурачка! – Баффери был в полном замешательстве, потому что другие посетители повернулись в их сторону и теперь с интересом наблюдали за этим спектаклем. – Ты что эта сибе думаишь, рази ж я стал бы тут жрать этат халодный пирог и пить эль, если б вся квартплата за все те дома была мая? Я ж там проста управляющий! А типерь убирайся, аставь миня в пакое, ты, малинькая пьявка! Я тибя в жизни никада ни видел, и у мене нету бальной мамаши!

От дальнейшего развития драматических событий Грейси спас Джек, который снова выступил в роли секретаря из адвокатской конторы, не имеющего к ней никакого отношения. Он предложил свои услуги, чтобы избавить Баффери от ее приставаний. Тот охотно согласился, очень недовольный тем, что его соседи пристально на него смотрят. То, что он оказался сейчас в весьма неприятном положении, явилось для них гораздо более привлекательным зрелищем, нежели выступления многочисленных фигляров, исполнявших свои баллады на тему последних новостных сообщений или скандалов. Это было гораздо интереснее, да и касалось человека, всем им хорошо знакомого.

Теперь, когда они выяснили, кто такой Баффери, Джек велел Грейси исчезнуть, что она быстренько и проделала, да еще и со множеством благодарностей за выданный ей шестипенсовик. После чего Джек перешел к делу, угрожая Баффери грядущими исками как соучастнику умышленного мошенничества, и управляющий уже был готов поклясться чем угодно, что не является владельцем домов по Лисбон-стрит и что готов, если необходимо, доказать это с помощью адвоката, который каждый месяц принимает у него собранную квартплату, не говоря уж о тех мизерных, жалких грошах, которые он получает за свою службу.

Потом они быстренько перекусили и после полудня очутились в конторе «Фулсом энд Сан, Пенроуз энд Фулсом» на Бетнал-Грин-роуд, в маленькой комнатке, куда вела узкая лестница. Джек настоял на том, что пойдет туда один. Он вернулся через полчаса. Они за это время совсем замерзли. Эмили, Шарлотта и Грейси завернулись во все коврики и пледы, имевшиеся в карете. Грейси все еще светилась после своего триумфального выступления в пабе и последовавших за этим поздравлений и похвал.

Все время до темноты они потратили на поиски управляющей компании, название которой Джек выпытал – с помощью вранья и хитрости – у жалкого маленького мистера Пенроуза. Но ничего так и не нашли и вынуждены были вернуться домой без каких-либо результатов.

Шарлотта собиралась рассказать Питту обо всех событиях этого дня, но когда тот вернулся домой с серым от усталости и испещренным морщинами лицом и с озадаченным выражением на нем, она отставила в сторону свои сообщения и осведомилась, что удалось узнать ему.

Томас сел за кухонный стол, взял кружку с чаем, которую она автоматически поставила перед ним, но вместо того, чтобы отпить хоть глоток, сжал ее в ладонях, стараясь согреть руки, после чего начал рассказывать:

– Мы сегодня ходили к адвокатам Шоу и ознакомились с завещанием Клеменси. Все имущество завещано доктору, как нам уже говорили, – все, за исключением нескольких вещиц, отписанных друзьям. Самая примечательная вещь – это ее Библия, которую она завещала Мэтью Олифанту, младшему священнику.

Шарлотта не видела в этом ничего странного. Любой может оставить свою Библию своему священнику, особенно если это такой искренний и заботливый человек, как Олифант. Она почти совершенно точно не подозревала о тех чувствах, которые он к ней испытывал; он их отчаянно старался прятать, держать при себе. Она вспомнила тонкое, худое лицо легкоранимого человека, вспомнила так четко, как будто виделась с ним всего пару минут назад.

Интересно, почему Томас так обеспокоен? Все это казалось ей вполне нормальным. Шарлотта смотрела на него, ожидая объяснений.

– Конечно, Библия погибла в огне. – Он чуть наклонился вперед, положив локти на стол, лицо его собралось в складки от сосредоточенности. – Но адвокат ее видел – это была совершенно замечательная вещь, в кожаном переплете, с золотым обрезом, с застежкой и замочком… похоже, бронзовым, но он не уверен. – Глаза у него засверкали при этом воспоминании. – А внутри все первые заглавные буквы каждой главы выполнены в цвете и украшены миниатюрными золотыми листьями, чрезвычайно изящно. – Томас улыбнулся. – Она производила такое впечатление, что художник заглянул в рай сквозь освещенную замочную скважину и потом изобразил увиденное. Миссис Шоу показывала ему однажды эту книгу, так что он знал, с чем имеет дело, тут не может быть никакой ошибки. Библия принадлежала ее деду. – На его лицо на минутку упала тень неудовольствия. – Не Уорлингэму, деду с другой стороны. – Тут Питт наконец вернулся в настоящее со всеми его утратами и разрушениями. Лицо стало бесстрастным, в глазах угас огонек. – Видимо, это была превосходная вещь, и стоила она немало. Но, конечно же, она пропала, как и все остальное.

Он посмотрел на жену, озабоченный и обеспокоенный.

– Но почему она завещала ее Олифанту? Он ведь даже не викарий, всего лишь младший священник. Он почти несомненно не останется здесь, в Хайгейте. Если ему дадут место, то где-то еще, вполне возможно, даже в другом графстве.

Шарлотта уже знала ответ на этот вопрос, ей даже не нужно было что-то себе доказывать. Ей это было совершенно ясно, как было бы ясно любой женщине, которая любила, но не осмеливалась это показать, как это было с нею самой, давным-давно, задолго до Питта. Она была без ума от Доминика, мужа своей старшей сестры Сары, когда та еще была жива и все они проживали на Кейтер-стрит. Конечно, все это уже умерло, когда ее несбыточные мечты разбились о реальность, а невозможная, болезненная любовь перетекла в обычные простые и дружеские отношения. Но ей казалось, что в случае с Клеменси Шоу это чувство осталось пугающе реальным. В Мэтью Олифанте не было ничего от притворщика и обманщика, ничего поддельного, что могло бы произвести на нее такое впечатление, как когда-то Доминик очаровал Шарлотту. Олифант не был ни красавцем, ни удальцом, не производил эффектного впечатления; он был по меньшей мере лет на пятнадцать моложе ее, бедный младший священник, едва сводящий концы с концами, и даже при самом добром к нему отношении все равно смотрелся несколько простовато и не так уж привлекательно.

И тем не менее в нем горел внутренний огонь высокой духовности. Викарий Клитридж перед лицом боли и несчастий других людей был совершенно не способен ни на что, ни на какую помощь, бездарен и нем; он всегда пребывал где-то в стороне, его словно бы ничто не касалось. А вот в случае Олифанта сочувствие и сострадание лишали его всякой застенчивости и робости, потому что он чувствовал эту боль, как свою собственную, и жалость давала ему слова и заставляла действовать.

Ответ был вполне понятен. Клеменси любила его точно так, как он любил ее, и оба они не могли никоим образом эту любовь показать, ни малейшим намеком; разве что когда она умерла, то оставила ему вещь, представлявшую для нее бесконечную ценность, но тем не менее не столь заметную и не настолько ценную, чтобы повредить его репутации. Библия, а отнюдь не картина, или украшение, или что-нибудь в том же роде, что могло бы выдать их неуместные чувства; просто Библия – младшему священнику. Лишь те, кто эту Библию видел, могли что-то понять; возможно, это был адвокат. И Стивен Шоу.