— Ну? — быстро уставая от такой статичности, процедил Бревин.
— У него такое лицо, будто он торопится на самолет, улетающий на Канары, — подсказал Гвоздеву Чекота.
— Сам вижу! — нервно ответил Гвоздев.
Он и оператор надолго замолчали, уставившись на Бревина.
— Эй, ребята! — усмехнулся Бревин. — Долго мне еще задницей муравьев давить?
— Понимаете, — произнес Гвоздев, не без труда подбирая точные слова. — У вас стал какой-то неестественный вид. Вы будете резко отличаться от остальных игроков, и зритель может заподозрить фальсификацию.
— Вид! — фыркнул Бревин. — А что мне, по-вашему, землю жрать, чтобы вид стал нормальным?
— Тени прихватил? — спросил Чекота у Гвоздева. — Надо грим наложить.
— Сейчас! — спохватился Гвоздев, кинулся к машине и скоро вернулся с большой пудреницей в руке.
Он склонился над лицом Бревина и стал возить кисточкой под его глазами.
— Ты что там, фингалы мне рисуешь? — забеспокоился Бревин. — Зеркало дай!
Он выхватил пудреницу из руки Гвоздева.
— Ну и урод! — честно признался Бревин, глядя на себя, и даже развеселился. — Вот это щеки! А глаза где? Ты мне глаза нарисуй!
Гвоздев, пританцовывая перед Бревиным, словно художник перед полотном, сделал еще несколько штрихов и, наконец, отошел в сторону. Оператор смотрел на натуру сначала невооруженным глазом, затем приник к видоискателю. Он долго молчал, но было понятно, что внешность «робинзона» ему не нравится.
— Надо лицо смазать глиной, — сказал он. — Как Лагутин сделал. Тогда к нам никто не придерется.
— Ты еще предложи его дерьмом вымазать! — обозлился Бревин.
— Что значит комфортная жизнь! — натянуто улыбаясь, сказал Бревину Гвоздев. — Ничем не выведешь ее отпечаток с лица!
— Ладно, делай что-нибудь! — махнул на него Бревин. — Умираю, хочу пива с креветками!
При упоминании пива с креветками Чекота судорожно сглотнул и, дабы отогнать навязчивую мысль, стал подправлять детали шалаша. Гвоздев наковырял в ближайших зарослях крапивы сырой глины и стал размазывать ее по лицу Бревина. Тот уже по-настоящему развеселился, глядя на себя в зеркало.
— Самое прикольное, что я не прихватил с собой воды. Придется с такой рожей возвращаться в гостиницу… Эй, поосторожней! В уши-то не надо заталкивать!
В конце концов и оператор, и Гвоздев удовлетворились обликом Бревина, хотя на него трудно было смотреть без смеха. Бревин это чувствовал, но ничуть не переживал.
— Если вы готовы, тогда начнем, — поторопил Гвоздев, демонстративно взглянув на часы.
— Да уже давно готов, — ответил Бревин. — Это вам мое лицо почему-то не нравится.
— Скажите своими словами, что жизнь на острове изменила вашу сущность, — подсказал Гвоздев. — Что вы познали себя, свои возможности, определили запас прочности…
Тут вдруг Бревин скривился, схватился за живот и проворно вскочил на ноги.
— Начинайте пока без меня, — пробормотал он, выискивая кусты погуще. — А мне надо с японской кухней распрощаться… Будь прокляты тэккомаки, сякэ рору вместе с икрой морского ежа…
С этими словами он вприсядку побежал в заросли и там надолго притих.
— Если мы каждый раз будем столько времени тратить на съемки… — начал было роптать Чекота, но Гвоздев его решительно перебил:
— Денег хочешь?
Оператор денег хотел и замолк. Некоторое время спустя Бревин снова появился на полянке. Он шел неторопливо, и, несмотря на его коричневое от глины лицо, было видно, что он вовсю наслаждается жизнью.
— Поехали! — махнул он рукой и сел у шалаша.
— Мотор! — скомандовал Гвоздев.
— Что я могу сказать? — начал Бревин, с вдохновением пересказывая те слова, которые ему сказал Гвоздев. — Я познал себя. Свою суть. Много чего там было. Но теперь я знаю, что у меня внутри, и по этому поводу могу сказать определенно…
И вдруг Чекота, отвалившись от камеры, согнулся в три погибели и неистово захохотал. Он держался за живот, задыхался и тряс головой, отчего его козлиная бородка мелко дрожала, словно хвост трясогузки. Он хохотал до слез и все никак не мог остановиться.
Глава 20. За что ненавидят журналистов
День выдался по-настоящему теплым. База расслабилась. Над палатками и машинами плыл дымок мангалов. На песчаном пляже обслуживающий персонал азартно играл в волейбол. Мяч то и дело падал в воду, и его вытаскивали длинным удилищем. Подвыпившие технари, схватив какого-то несчастного за руки и ноги, прямо в одежде сбросили его с причала в воду. Он поднял тучу брызг, вынырнул и заорал так, что дружно залаяли дворняги, уже который час пасущие мангал. Закачались на легкой волне, постукивая друг о друга бортами, две моторные лодки. Дежурный наблюдатель, торчащий на спасательной вышке, словно мулла на минарете, с тоской смотрел на острова и зевал.
Кира сидела в шезлонге в тени сосны и читала журнал. Она была в наглухо застегнутой штормовке, правда, без платка, но все равно умирала от жары. Совсем нетрудно было бы снять штормовку, но Кира предпочитала другой способ борьбы с жарой. По мере того как солнце уходило в сторону и тень сдвигалась, Кира время от времени переставляла шезлонг. Так потихоньку она добралась до Ворохтина, который сидел на пне и с самым серьезным видом строгал ветку. Лезвие ножа легко вонзалось в мягкую и сочную древесину, ветка быстро уменьшалась в размере, и когда от нее оставался огрызок размером с карандаш, он выбрасывал его и поднимал с травы новую.
За этим занятием он провел несколько часов, но ничуть не жалел о растраченном впустую времени. Все равно ему некуда было идти. И дело не только в том, что он дал подписку и не имел права покидать базу. Саркисян до сих пор не обзавелся новым спасателем, а Ворохтин не мог бросить оставшихся игроков на произвол судьбы. К тому же с этого пня вся база выглядела как на ладони, и Ворохтин не выпускал из поля зрения Гвоздева.
Наконец ему надоело сорить стружками. Ворохтин отшвырнул ветку в сторону, вогнал нож в рыхлую сердцевину пня и посмотрел на Киру:
— Смотрела последние репортажи с островов?
— Смотрела, — ответила Кира, опустив журнал на колени.
— Что нового?
— Ничего. Бревин обмазал лицо глиной, чтоб комары не кусали. Лагутин невозмутимый какой-то стал, ничто его не волнует, не беспокоит, и говорит тихо, чуть не засыпая перед камерой.
— А Ботаник?
— Тот умница. Из березовой коры сплел корзинки, подвесил к дереву и хранит в них стратегический запас ягод и кореньев…
— Кто из них будет следующим?
— Что? — не поняла Кира.
Ворохтин встал и принялся ходить вокруг пня, глядя на траву, будто искал грибы.