— Заткнись и прикажи копать. Живее. Ты забыл, что со мной нюхач? Или ты предпочитаешь, чтобы в овчарне покопались центавры?
Мираб повернулся к корзине и вмиг осел. Как серая болотная поганка, в которую вгоняешь иглу. Кеа весело помахала ему бараньей косточкой. Да, он совершенно упустил из виду, что нос нашей девушки практически невозможно обмануть.
Не прошло и полмеры песка, как эти же двое притащили тяжелый сверток, длиной примерно в семь локтей. Стряхнули с рогожи песок, затем я приказала развязать шнуровку. Мне необходимо было убедиться. Слишком давно я к нему не притрагивалась. Мои пальцы моментально ощутили разницу. Этот был старше, несколько жиже, но, пожалуй, мудрее, чем предыдущий, которым я пользовалась на Хибре. Да, мудрость — именно то слово, которое крутилось у меня на языке.
Эль-Хаджа постарел на десяток лет. Его напомаженная бороденка сморщилась гороховым стручком, тюрбан сбился набок, обнажив пятнистую лысину, а щеки обвисли, как у королевского мопса.
— Ты — старый баран. — Я оттащила его в сторону, чтобы рабы не видели, как чужая белокурая женщина выкручивает хозяину ухо. — Ты знаешь, чем рискуешь? Какого дьявола ты спрятал его в навозной куче? Даже самый тупой нюхач учуял бы его за сотню хибрских гязов… Или ты намеревался продать его?
— Домина, ты меня назвала самым тупым нюхачом? — невинно осведомилась Кеа.
Ромашка потел от любопытства. Он ничего не понимал в нашей задушевной беседе, но тюк, измазанный в бараньем дерьме, его весьма интересовал. Слуги покорно ждали за занавеской, не проявляя любопытства. Сказители-бахши, радуясь свободной песчинке, громко жевали хозяйский виноград. Табиб перебирал четки и громко молился, делая вид, что ничего не происходит.
— Твоих жен продали бы на рудник, а детям выбили бы на щеках клеймо вечного государственного раба… Ты знал это, жирный паук, но рискнул их здоровьем! — Я ткнула его пальцем в точку копо, и дурня согнуло в кашле. — Тебя бы не убили, тебя отвезли бы в застенок и там медленно бы жарили… пока ты не признался бы во всем. А ты признался бы очень скоро, баран! — Я незаметно ткнула его в другую точку на бедре. Его правая нога моментально отнялась.
Эль-Хаджа плюхнулся в пыль, как мешок с травой изень, и заплакал. Напоследок я выволокла почтенного мираба во двор и одарила камчой так, что ему пришлось удирать от меня на четвереньках.
— Твоя старшая жена издохла бы, таская камни. Твоих младших жен насиловали бы все, кому не лень, а потом продали бы в морской гарем, пиратам. Твоих детей… Кеа, сколько у него детей?
— Я чую четверых, домина. Кажется, есть еще взрослый сын, но он не здесь.
— Ты продал четверых детей, шакал!
— Высокая домина, прости… шайтан околдовал мой рассудок… Я решил, что раз тебя все равно убьют, семья Саади отберет у меня колодцы, что у меня оставалось, кроме него?..
— Я к тебе скоро вернусь, — пообещала я. — Скажи своим слугам, что ты продал их мне. Пусть несут поклажу и готовятся к драке. Не бойся, у тебя в доме я ночевать не намерена.
Мы снова выбрались на раскаленный песок. К становищу съезжались все новые гости. Тысячи тентов и палаток раскинулись вокруг оазиса.
— Кто он такой, этот Хаджа? Он твой должник?
— Когда-то я… — Я подумала и решила, что лекаря с Земли незачем посвящать в мою маленькую интрижку с бывшим командиром македонской армии. Я была коротко знакома с диадархом Леонидом. Он служил наместником в этих краях, затем его назначили сатрапом и отозвали в Афины. Я сделала так, чтобы диадарх Леонид благосклонно отнесся к торговому дому Миграна Саади. Это старший брат Рахмани, он заведует всеми деньгами их исфаханской семьи. Мигран Саади заплатил диадарху очень много, но покупка десять раз оправдала себя. Он получил в вечное пользование четыре ярлыка владельцев воды. Два из них, как было договорено, подарил моему покойному мужу…
— Так ты… ты хозяйка этих колодцев? — Толик схватился за голову. — Вот дела, но у тебя же целая империя! А что, если он выдаст тебя?
— Выдаст? Ха-ха, да он теперь рад отгонять бесов из моих тяжелых снов! Эль-Хаджа — порядочный подлец, но он знает, что случится с ним, если я умру, как и мой супруг. Тогда, по условиям договора, его ярлык перейдет к старшему брату Саади. А Мигран Саади может в любой момент вышвырнуть его и назначить сюда своего человека. Кроме Миграна, у Рахмани Саади есть еще братья, сестры и другие родственники на Хибре. Они всегда возьмут свое.
— Ах вот как… — Толик смешно потер переносицу.
— Прекрати много думать, наживешь лишние морщины, — сказала я. — У нас еще завтра целый день ожидания. Давай развлекаться.
И мы отправились туда, где визжали трубы, гудели таблы и звенели монеты. Я еще не догадывалась, какие развлечения нас ждут.
— А эти… его слуги?
— Это уже не его, а мои рабы. Они будут нас охранять.
— Зачем нам этот ковер? Это же ковер, да?
— Мы на нем полетим. Если придется удирать. Лекарь, ты надоедлив.
— Полетим? Стой, погоди! — Толик Ромашка стал пунцовым, вдобавок принялся заикаться. Я всерьез разволновалась, не перегрел ли он мозги. — Так этот ковер летает? А как же… Черт, черт! Так в нем тоже формула Дыма? Но ты вроде говорила, что над Шелковым путем…
— Летать запрещено, все верно! Особенно на хорезмских коврах. Летающие ковры вообще запрещены законами империи уже девяносто лет. С их помощью слишком легко проникать в верхние окна охраняемых гебойд. Однако находятся ловкачи…
— Кто за большие деньги забирается в гнезда птицы Рух, — подхватил нюхач. — Там они собирают пух птенцов, из них лучшие слепые мастерицы прядут шерсть и ткут ковры… А разве у вас на Земле не водятся птицы Рух? Вот, удивительно, правда, домина?
— Удивительно, — согласилась я. — Их Земля — вообще очень странная планета.
13
Ласкающий мираж
Ловец Тьмы следил за тучей саранчи. Туча извивалась, точно исполинский жирный червяк пересекал небо. В этот период года с Южного материка приносило много саранчи. Ее выталкивали грозовые фронты, вечно клубившиеся над экватором. Там, далеко на юге, полыхали молнии, суховей приносил эхо громовых раскатов. За перешейком, за поясом жарких пустынь, бушевал сезон дождей. Еще месяц, и стена клокочущей воды достигнет изголодавшихся джунглей. Дожди принесут жизнь и… болезни.
— Пять зорь назад на перешейке видели Ласкающий мираж, — предупредил циклоп. — Он тащил в своем коконе человек сорок…
— Мы будем осторожны. — Ловец Тьмы огляделся.
Границу джунглей словно срезало бритвой. Никаких приветливых пляжей, ароматных кокосов, добродушных обезьян и уютных гамаков. В лицо тугим сжатым кулаком бил раскаленный ветер. Песчинки залетали в глаза, путались в волосах и оседали на теле под одеждой. Ослепительно-белый свет разливался впереди, мешая понять, где застывшая вода, а где — ползущие барханы.