На следующий день повел он своих людей на юг, дальше, нежели они когда-либо уходили от Тейглина и от границ Дориата; и спустя три дня пути они устроили привал на западной окраине лесов Долины Сириона. Здесь было суше, и деревья росли реже: местность постепенно повышалась, переходя в вересковые нагорья.
Вскорости, когда уже угасали серые сумерки дождливого дня, случилось так, что Турин и его люди укрылись в зарослях остролиста; а дальше начиналась безлесная пустошь, усеянная огромными валунами: одни стояли наклонно, другие громоздились беспорядочной грудой. Все было тихо; лишь дождь шелестел в листве.
Внезапно часовой подал сигнал, и, вскочив на ноги, изгои увидели, как между камней крадучись пробираются три фигуры в серых одеждах с капюшонами. Каждый тащил на себе громадный мешок, однако ж шли они быстро. Турин окликнул их, веля остановиться, а его люди бросились на чужаков как гончие; но те как ни в чем не бывало продолжили путь, и хотя Андрог выстрелил в них, двое исчезли в сумерках. Один отстал, будучи менее проворен или тяжелее нагружен; его схватили и повалили на землю; множество крепких рук держали его, не выпуская, хотя он вырывался и кусался как зверь. Подошел Турин и упрекнул своих соратников.
— Что у вас тут такое? — спросил он. — К чему такая жестокость? Это же сущий карлик, да и стар в придачу. Что в нем вреда?
— Оно кусается, — отозвался Андрог, баюкая кровоточащую руку. — Это орк или какой-нибудь орочий сородич. Убьем его!
— И так ему и надо, раз не оправдал наших надежд, — подхватил второй изгой, завладевший мешком. — Тут одни только коренья да камешки!
— Нет, — возразил Турин, — у него борода. Да это всего лишь гном, сдается мне. Дайте ему встать, пусть говорит.
Вот так в «Повесть о детях Хурина» вошел Мим. Он с трудом встал на колени у ног Турина и взмолился о пощаде.
— Я стар и беден, — сетовал он. — И всего лишь гном, как ты говоришь, а вовсе не орк. Зовусь я Мим. Не дай им убить меня, господин, ни за что ни про что, как поступили бы орки.
И пожалел его Турин в сердце своем, но молвил:
— Бедняком ты кажешься, Мим, хотя странно мне это в гноме, мы же еще беднее, сдается мне — бесприютные, гонимые люди. Если бы сказал я, что из одной только жалости мы не щадим, ибо велика нужда наша, какой выкуп предложил бы ты нам?
— Я не знаю, чего ты желаешь, господин, — опасливо произнес Мим.
— Сейчас — немногого, — промолвил Турин, невесело оглядываясь по сторонам, в то время как дождь заливал ему глаза. — Надежного укрытия на ночь — и не в лесной сырости. Несомненно, у тебя самого такое есть.
— Есть, — отозвался Мим, — но в выкуп я его не отдам. Слишком стар я, чтобы жить под открытым небом.
— И вряд ли состаришься еще на день, — промолвил Андрог, подходя вплотную с ножом в здоровой руке. — От этой беды я тебя, так и быть, избавлю.
— Господин! — вскричал Мим в великом страхе, обнимая Туриновы колени. — Если я потеряю жизнь, вы потеряете прибежище, ибо без Мима вам его не сыскать. Отдать свое жилище я не могу, но часть его — уступлю. Там просторнее, нежели в былые времена: слишком многие ушли навеки, — и он разрыдался.
— Твоя жизнь в безопасности, Мим, — промолвил Турин.
— По крайней мере до тех пор, пока не доберемся мы до его логова, — добавил Андрог.
Но Турин обернулся к нему и молвил:
— Если Мим без обмана отведет нас к своему дому и дом окажется хорош, тогда жизнь его будет выкуплена, и никто из моих людей не поднимет на него руку. Даю в том клятву.
И Мим облобызал колени Турина и молвил:
— Мим будет тебе другом, господин. Поначалу думал он, что ты — эльф, судя по речам твоим и голосу. Но ежели ты человек, оно и к лучшему. Мим эльфов не жалует.
— Ну и где же твой хваленый дом? — не отступался Андрог. — Должен он быть и впрямь хорош, чтобы делить его с гномом. Ибо Андрог не жалует гномов. Мало доброго рассказывается о гномах в преданиях, что народ его принес с востока.
— О себе люди оставили память и похуже, — отозвался Мим. — Суди мой дом, когда его увидишь. Но в темноте вам до него не добраться, неуклюжие вы увальни. В свой срок я вернусь и провожу вас.
С этими словами гном поднялся на ноги и подобрал свой мешок.
— Нет-нет! — закричал Андрог. — Вожак, ты ведь этого не допустишь? Иначе только старого пройдоху и видели.
— И впрямь темнеет, — отозвался Турин. — Пусть оставит нам какой-нибудь залог. Отдашь нам на хранение свой мешок вместе с поклажей, Мим?
Гном в превеликом смятении вновь рухнул на колени.
— Кабы Мим не собирался возвращаться, так уж верно, и не вернулся бы ради старого мешка с кореньями, — промолвил он. — Я приду. Пустите меня!
— Не пущу, — отозвался Турин. — Ежели не желаешь ты расставаться с мешком, значит, останешься с ним вместе. Проведешь ночь под пологом ветвей — так, может статься, и нам посочувствуешь в свой черед. — Но приметил он, равно и прочие, что Мим дорожит своей ношей куда больше, нежели можно было бы ожидать по виду мешка.
И повели изгои старого гнома в свой жалкий лагерь; по пути бормотал он что-то себе под нос на странном языке, хриплом от застарелой ненависти, но когда связали ему ноги, разом притих. Видели часовые: всю ночь просидел он молча и недвижно, как камень; лишь бессонный взгляд посверкивал во мраке, как озирался гном по сторонам.
Перед самым рассветом дождь перестал и в кронах зашелестел ветер. Утро выдалось ясным — вот уже много дней такого не видели; легкое дуновение с юга отворило небеса, светлые и ясные, навстречу встающему солнцу. А Мим все сидел, не двигаясь, точно мертвый; сейчас тяжелые веки его не размыкались, и в лучах зари отчетливо видно было, как сморщился он и усох от старости. Встал Турин и поглядел на него сверху вниз.
— Теперь света довольно, — промолвил он.
Мим открыл глаза и молча указал на свои путы, когда же развязали его, исступленно проговорил:
— Затвердите вот что, дурни! Не смейте связывать гнома! Гном этого не простит. Я не хочу умирать, но то, что вы сделали, распалило мне сердце. Я сожалею о своем обещании.
— А я — нет, — отозвался Турин. — Ты отведешь меня к своему дому. До тех пор о смерти разговора не будет. Такова моя воля. — И он твердо посмотрел на гнома, глаза в глаза, и Мим сдался; воистину мало кто мог выдержать взгляд Турина, непреклонный либо гневный. Очень скоро гном отворотился и встал.
— Ступай за мной, господин! — промолвил он.
— Хорошо! — кивнул Турин. — Теперь добавлю я к сказанному вот что: гордость твоя мне понятна. Может статься, ты и умрешь, но связывать тебя больше не станут.
— Не станут, — откликнулся Мим. — Но идем же!
И с этими словами он повел изгоев к тому месту, где его захватили в плен, и указал на запад. — Вон мой дом! — промолвил он. — Не раз и не два видели вы его, сдается мне, ибо высоко вознесся он. Шарбхунд называли его мы, пока эльфы не дали всему свои имена. — И увидели изгои, что указывает он на Амон Руд, Лысый холм: его безлесная вершина, словно часовой, несла стражу над обширными дикими пустошами.