Барон сгорбился над жаровней, протянув ладони к огню. Пальцы казались мягкими и прозрачными, угли под руками Лорда корчились и дрожали, огонь имел зеленоватый оттенок… Дыхание струйкой пара вырывалось из бледных губ Лажваша.
— Здравствуй… папа. Как ты себя чувствуешь?
Лидвиху не без труда дались эти обычные фразы.
— Спасибо, сынок. Я очень рад, что ты приехал. Давно жду.
— Давно? Но я и сам-то решил так… внезапно.
Тонкие бесцветные губы, похожие на дождевых червей, расплылись в улыбке.
— Вот я и говорю, давно жду, когда ты внезапно решишься вернуться. Такие вещи всегда случаются вдруг, разом… но рано или поздно это должно было произойти. Ты не хочешь сесть? Вон кресло, подвинь к камину, там будет тепло и достаточно далеко от меня.
— Лучше я постою. — Лидвих тоже попытался выдавить улыбку. — Отбил зад о седло, торопился… Папа, а я ведь теперь магистр.
— Да, магистр, светлый рыцарь добра, борец против таких, как я. Лучше скажи, что побудило тебя приехать… внезапно?
— Сам не знаю. Решил… вот.
— И все-таки. Что случилось?
— Даже не знаю, как сказать. Могвид послал меня на верную смерть, это чудо, что я выжил.
— Вот как! — Моровая Язва пошевелился в низком кресле и поправил меховую накидку. Слипшиеся влажные пряди шерсти торчали на ней, словно иглы, склонившийся над зеленым огнем Барон напоминал помесь ежа и жабы. — Послал на смерть, говоришь… а ведь у нас с ним был договор. Добрейший обязался беречь тебя! И вдруг такой оборот!
— Э… папа, ты доверяешь слову Могвида?
— Нет, но он боится меня. — Барон снова улыбнулся, широкое одутловатое лицо расплылось, вышла жутковатая гримаса. — Мне ведь ничего не стоит убить его… одним плевком.
— Он не позволит тебе приблизиться на расстояние плевка.
— Этого и не требуется. Случай всегда можно подстроить. Письмо из отдаленного представительства с пометкой «в собственные руки», какая-нибудь драгоценность, пожертвование Ордену… словом, ты понимаешь. У меня хватит золота, чтобы купить человека, который все устроит. В последнее время случилось немало выгодных сделок с Ройнгардом. Он покупал кое-какие зелья, а взамен муштровал для меня солдат, но баланс сходился в мою пользу, так что Капитан доплачивал золотом. В этом году он купил много, больше обычного, готовился к походу… но речь не о том! Я достаточно богат, чтобы убить Могвида плевком! Но он осмелился. Что-то случилось. В Круге объявилось нечто новенькое, из-за чего добрейший осмелел. Что же?
— Собиратель зла.
* * *
Красильщик с Плесенью решили остаться со стариком не сразу. Сперва солдаты отошли в сторонку и довольно долго совещались. Пегий нервно поглядывал на их непроницаемые физиономии и уже начал прикидывать, в какую сторону лучше бежать, если солдатам захочется прибить их с Ойриком и завладеть мошной. Денег-то у хозяина при себе изрядно — вон, даже шкиперу его доли не отдал! Но Красильщик объявил:
— Будь по-твоему, дед. Только учти: ты нам не очень-то нужен, мы с Плесенью не пропадем… так что не зарывайся.
Ойрик засуетился — дескать, как можно, он всегда с уважением!
— Ладно, — прервал стариковскую болтовню Красильщик. — Что делать-то станем? Мне здесь не нравится. Места нищие, голодные… да и узнать могут. Не нас, так тебя — ты же к самому Лорду на прием хаживал, а?
— Здесь оставаться резона нет, — согласился Ойрик. — Двинем-ка на юг, по реке поднимемся к Раамперлю, там и домик у меня. Перезимуем, оглядимся, что теперь к чему.
Компания развернулась и двинулась прежним путем обратно — к порту. Пегий на всякий случай шагал с краю, так, чтобы между ним и солдатами оставался старик. А тот не смущался, болтал без умолку. Речи его сводились к тому, что с пустыми руками на барку возвращаться не годится.
— А чего же не так? — осведомился Плесень. — Без груза скорей выйдет. Налегке пойдем. Зима здесь, видишь, уже наступает, как бы не замерз Бодель. Тогда нам в твой Раамперль пешком придется топать через весь Круг.
— На весла посадить некого, — пояснил Ойрик, — если без товара. Ты смекни: наша барка по течению идет неплохо, а против — медленно. Хотя и попутный ветер Анела шлет, да только лучше бы с гребцами.
— А мы вон, парня твоего, Пегого, на весла! — хохотнул Плесень. — Ему же нравится!
Пегий смолчал, а Красильщик положил руку на плечо приятеля — тот сразу перестал ржать — и спросил:
— А где товар думаешь взять?
Похоже, старший солдат был согласен со стариком.
— А эвон, гляди. — Ойрик показал одинокую фигуру, бредущую по обочине. Оборванец в прокопченных лохмотьях переходил от одной кучи мусора к другой, ворошил ногой хлам, иногда нагибался и что-то поднимал. Подносил к носу, вертел и укладывал в суму. Холщовая торба на боку была самым целым и чистым предметом туалета бродяги. — Видишь, этот у тракта кормится. При дороге-то, если не ленишься нагибаться, можно все, что хочешь, подобрать.
— Ну и что ж мы подберем? — Красильщик нахмурился. Он не понимал.
А Пегий уже догадался, к чему клонит хитрый хозяин. Не зря же велел, старая бестия, тащить в котомке кое-какой «инструмент».
— А вот этот самый малый и сгодится, — объявил Ойрик, снова тыкая пальцем в бродяжку. — Он никто, здесь никому не знаком. Такого и не хватятся. Сейчас будем мимо проходить, вы его скрутите, у меня цепочки с ошейниками при себе… Остальное мы сами соорудим, колодочки, петельки… Я покажу! Веревки да деревяшки, тут ничего хитрого не требуется, я все умею. Сколько лет в этой профессии…
— А если малый шум поднимет, когда в город придем? — усомнился Плесень.
До оборванца оставалось шагов двадцать, не больше. Ойрик, не оборачиваясь, бросил солдату:
— А для этого вы у меня состоите, охрана. Вразумите товар. Ну, как, готовы? Вот, сейчас…
Бродяга не ждал нападения, он привык, что не представляет интереса для грабителей, поскольку при нем нет ничего ценного. Ну а собственной свободой человек не дорожит и не придает свободе значения — пока не лишится ее…
Ойрик, в самом деле, показал, как можно лишить человека подвижности, используя дощечки да веревки. Казалось бы — совсем просто. Старик владел этим искусством в совершенстве и хвалился, что хорошо изучил за долгие годы, когда пришлось иметь дело с колодками. К тому же Красильщик с Плесенью тоже обладали кое-какими талантами, чтоб заставить человека смириться с неволей…
Пока дошли до порта, прихватили по одному, по двое восемь человек. Война пустила по миру многих… На окраине Ойрик указал Красильщику нищую попрошайку — с женщиной были две девочки. Все три — чумазые, оборванные, пели, заунывно тянули жалобными голосами и просили на пропитание.
— Этих тоже прихватим, — шепотом пояснил старик, — поют хорошо. Я знаю, кто их купит ради славных голосов.