— Нет, — покачал головой охотник, — я не как орденские. Я теперь не тороплюсь.
* * *
Волчонок вернулся в здание представительства. Его не смущал вид крови и растерзанных тел — хищный зверь воспринимает подобные предметы намного проще, чем люди.
— Книгу-у! Мою-у книгу-у… — проныл щенок, бродя по комнате в поисках утраченного сокровища.
— Оденься, — велела Элина.
Девушка присела над Ленлином, осторожно приподняла голову, положила на колени и принялась разглаживать спутавшиеся окровавленные кудри. Май с радостным визгом показал книгу Феттаха — обнаружилась позади стола, в тени.
— Сейча-а-ус… одежду-у…
В зал медленно втиснулся Ботвейль. Толстяк, пыхтя, волок Кервина, тот едва переставлял ноги. Рыцарь опустил собрата на пол и вытер вспотевший лоб.
— Хоть один выжил… хорошо, что я своих по домам отправил, когда все началось.
— Он напал… очень быстро… — прошептал Кервин. — Мы не ждали…
— Да хоть бы и ждали, — буркнул Ботвейль. — Это собиратель, он же двух Лордов Тьмы прикончил… И зачем вы сюда явились, а? Так тихо у нас было, спокойно, мирно… Так нет ведь, непременно в Хейлане нужно было резню устраивать! Как я теперь отчитаюсь перед Домом Света? А городскому Совету что буду говорить? А?
Последние реплики он адресовал пришельцам. Май не слушал, он, сопя, натягивал одежку. Элина печально поглядела на рыцаря.
— Мы не хотели. Мы искали Корди. Он должен был пройти здесь, потому что после Феттаха — следующим будет Лажваш.
— Угу, — буркнул Ботвейль. — А мне здесь порядок наводить… или бросить все, да и податься по Кругу? А что, буду сражаться, пить вино и распевать веселые песенки! А порядок пусть другие наводят.
— Мы сейчас уйдем, — пообещала Элина, — и не будет больше никаких неудобств. Вот только Ленлин в себя придет, и уйдем.
— Куда вы уйдете? Без лошади, с этим вот…
— Мы можем взять одну из лошадей, на которых приехали орденские, — не открывая глаз, объявил Ленлин.
— Так ты уже пришел в себя? А чего не подал вида? — Голос Элины прозвучал подозрительно напряженно.
— Мне нравилось, как мои волосы гладишь. — Поэт сел рядом с девушкой. — Так что, добрый брат, мы заберем лошадь, а? У магистра жеребец — ох, какой!
— Идиот, — буркнул Ботвейль, — лошадь Архольда… э, покойного Архольда… я говорю, такие кони не для бродячих рифмоплетов. Ладно, идемте, выберем для вас лошадку попроще. Но услуга за услугу. Прежде чем уйти из Хейлана, поговорите с местными шишками. Скажете, что на представительство Ордена напали неизвестные разбойники, и мы сражались… ну, вместе с добрым Архольдом. Проклятие, здесь бы не помешали десятка два трупов разбойников… Проклятие! Наши добропорядочные хейланцы, конечно, поглядывали в щелочки.
— А что не так? — осведомился Ленлин. Поэт встал, пошатнулся, но удержался на ногах. — Голова чего-то кружится… сейчас пройдет. Что не так? Что плохого, если люди смотрели?
— Не так… — Ботвейль тяжело вздохнул, — я с таким трудом восстановил престиж братства, столько сил положил, чтобы… Эх! А тут является какой-то молодчик и вмиг кладет три десятка отборных бойцов Ордена. Над нами теперь будут смеяться! Один против тридцати! Вмиг! Охо-хо…
— Ты был на нашей стороне, — Элина ободряюще улыбнулась толстяку.
Тот покраснел:
— И не жалею… это единственное, чего не приходится стыдиться. Добрый Архольд оказался скотиной…
Потом, подумав, добавил:
— Нет… как бы не так! О своем участии мне как раз и нельзя будет рассказывать! Неизвестные разбойники, сто, двести неизвестных разбойников… вот что мне бы могло помочь. Эй, парень, ты поддержишь мою версию?
Кервин, к которому обращался добрый брат, пробормотал сквозь зубы что-то, похожее на согласие. Ленлин прошелся по комнате, осторожно переставляя ноги, поднял лютню, торопливо вытащил из чехла… убедившись, что инструмент не пострадал, блондин счастливо улыбнулся и покровительственным тоном объявил:
— Ничего, я сложу песню о доблестных воинах Ордена, которые держали оборону в хейланском представительстве против сотни опасных бандитов! Моим песням люди верят!
— Да ну? — скривился Ботвейль. Толстячку очень понравилась Элина, и, стало быть, на блондина рыцарь глядел не без ревности. — Верят?
— Точно, — кивнула девушка, — хотя это странно… но тут что-то сродни чуду.
— Вот именно, — кивнул рыцарь. — Меня теперь может спасти только чудо.
* * *
Армия союзников заняла на равнине территорию, где прежде был лагерь солдат Ройнгарда. Воины Лорда Тьмы стояли здесь, прежде чем вошли в Айхерн, и нынче утром они покинули это место вторично… Аккуратно уложенные груды хвороста остались на месте, и по прямоугольным пятнам, где влага не так обильно пропитала землю, можно было угадать, как стояли палатки. Армия союзников стала располагаться на ночевку, хворосту тут же нашлось применение.
Могвид собрал военачальников на совет. Народу сошлось немало — едва ли не каждый захудалый помещик, который привел десяток скверно вооруженных холопов, считал, что без него не обойдутся… А не присутствовать на совете — ущерб для чести сиятельного господина! Великий магистр позволил присутствовать всем, не исключая и этих, мелкопоместных. Пусть участвуют, пусть шумят, пусть надуваются от спеси — лишь бы пошли в бой по звуку орденской трубы.
Добрейший не собирался раскрывать всех подробностей — заговор, составленный горожанами в пользу Ордена, великий магистр по-прежнему хотел сохранить в тайне. Сеньорам и капитанам городских ополченцев он напомнил лишь об обещанных призах, о добыче и славе. Повторил, какие преимущества получит тот, кто собственной рукой сразит Капитана Ройнгарда… Словом, Могвид повел речь так, будто завтрашний штурм — дело решенное и обсуждать здесь нечего.
После такого начала владетелям осталось только кивать и поддакивать. Не могли же они сказать, что снова трусят и не хотят биться? Проломы в айхернской стене были перед глазами — вот он, город! Приходи и бери его! К тому же главная роль в штурме отводилась пехоте, а сеньоры с их дружинниками не собирались спешиваться, то есть они пойдут во втором эшелоне.
Размеренную речь добрейшего прервало появление гонца. Солдат в мокром плаще прошел мимо притихших сеньоров и пошептал добрейшему на ухо. О чем говорил гонец, сеньоры не слышали, но Могвид не сумел совладать с собой — по тому, как менялось лицо великого магистра, военачальники сообразили: вести плохи.
Солдат закончил говорить, добрейший кивком отпустил его и оглядел товарищей по оружию.
— Господа… — и умолк.
Сеньоры переглядывались, оружие на них позвякивало, тяжелые мокрые плащи тревожно шуршали.
— Господа… Добрые братья… На нас идет новый враг. Железная Рука призвал своих людей — тех, кто прежде не участвовал в походе. Я не знаю, сколько их, тысяча, полторы или две. Гонцы говорят — колонны растянулись на марше, насколько хватает глаз, всюду они.