Кажется, она изменила этому принципу.
Крошечный обеденный столик был сервирован на одного человека, поэтому она отнесла кувшин с вином в такую же крохотную кухоньку и принесла для него тарелку, вилку, нож и салфетку.
Эшер, оценивая, принюхался.
— Пахнет вкусно.
— Тушеный кролик, — сообщила Дафна, подумав, что Эшер на удивление быстро освоился в ее доме. — Конечно, ты теперь привык к изысканным блюдам, но…
— Все прекрасно, — успокоил он ее. — Так мне налить вина?
Как ей нравилась его улыбка — открытая, наивная, зовущая… Нежная. Вот бы он всегда ей так улыбался.
— Почему бы и нет? В конце концов, ты пришел утопить свои печали. Стаканы в шкафу возле раковины.
Эшер прошел в кухню и, доставая стаканы, заметил:
— Я предпочел бы утопить этого мерзавца, Индиго Глоспоттла.
Дафна сидела, нервно сжимая в руках нож и вилку, но постаралась ответить в тон шутке.
— В огромном вонючем чане, наполненном его собственной мочой.
Он рассмеялся, но смех перешел в протяжный вздох. Эшер вновь появился в дверях, держа два стакана со светло-зеленым ледяным вином.
— Не искушай меня, — покачал он головой. — Подумать только, Даф. Я буду сидеть в Палате Правосудия.
Она взяла протянутый стакан.
— И не в цепях, что самое удивительное.
Эшер снова рассмеялся, и ей было приятно, что она смогла развеселить его. Осторожнее, осторожнее, напоминал Дафне внутренний голос. Но она уже не желала быть осторожной. Холодное терпкое вино пахло фруктами, и на вкус было просто великолепно. Сделав еще глоток, она поставила стакан на стол.
— Садись. Я тебе положу.
Было так странно сидеть напротив него за столом, который обычно она накрывала только для себя. Из-под ресниц Дафна наблюдала, как он ест. Даже в этом Эшер изменился. Манеры стали изысканными. Дорогие наряды он носил так, словно они были частью его самого, как, например, кожа или волосы. А когда-то, припомнила Дафна, этот парень брал в руки бархат и парчу с таким видом, будто опасался, что они укусят его. Она никогда не считала его молодым, но теперь поняла, что громадная ответственность, которую взвалили на его плечи, старит, делает порой грубым и заставляет вести себя как умудренного годами человека. Так бывает с молодым деревом, которое опаляет солнце и терзают бури. Глядя на этого рыбака, надолго застрявшего на суше, она не знала, что ей делать — радоваться или жалеть его.
Пристально всматриваясь в лицо Эшера, Дафна пришла к выводу, что жалость будет более уместна. Запутанное дело Глоспоттла не могло объяснить то внутреннее напряжение, которое она чувствовала в Эшере. Что-то сильно его тревожило, какая-то тайная забота терзала день и ночь. И боль, порожденная этими терзаниями, стояла в глазах, звучала в голосе, отражалась на лице.
Она промокнула губы салфеткой.
— Как там наш новый король? Не показывается на людях с самой коронации. Знаешь, народ в недоумении.
Эшер допил вино из своего стакана.
— С ним все хорошо.
— Ты в этом уверен?
Он пожал плечами и недовольно дернул головой, словно лошадь, отгоняющая надоедливых мух.
— Думаешь, я вру?
— Думаю, ты не говоришь правды, а это то же самое, что вранье.
— Слушай, Дафна! — Он встал, отодвинул стул, бросил вилку и нож на стол и шагнул к занавешенному окну. — Я же сказал тебе вчера, что это сложно. Не будь такой… назойливой девицей.
— Я знаю, кого так называют, — недовольно сказала она. — Мне Мэтт рассказал.
— Мэтту нужно держать язык за зубами.
Аппетит пропал; она то складывала, то расправляла свою салфетку.
— Я просто хочу помочь тебе.
— Ты не сможешь.
— Откуда тебе знать, если ты мне не разрешаешь?
— Ну, как ты не поймешь? Я пытаюсь защитить тебя!
Будь проклято его благородство и он сам. Она должна узнать…
— Я никогда не просила тебя о защите.
— Попросила бы, если б… — Он снова отвернулся к окну, спрятав лицо. — Это не игрушки, Дафна. Мы коснулись темы, которую лучше не затрагивать. Давай ограничимся обсуждением законов и совместной работой над документами. Я благодарен тебе за дружбу. Мне очень понравился твой тушеный кролик. И я не стану в знак благодарности подвергать тебя опасности.
Он говорил с такой болью. Его так и подмывало во всем признаться и посвятить ее в тайну. Дафна это видела и решила, что момент настал. Если сейчас она сломит Эшера, то он действительно окажется в ее руках. Она встала, подошла к окну и легонько коснулась его спины. Он вздрогнул, все тело напряглось, стало твердым как камень.
— Это мой выбор, Эшер, — прошептала она. — Мое решение. Если ты подвергаешься опасности, какой бы она ни была, то и я могу. Позволь мне помочь тебе. Прошу. Нельзя бороться в одиночку.
Он глубоко, судорожно вздохнул. Повернулся и пошел на кухню, потом вернулся в гостиную с кувшином и стал пить прямо из горлышка.
— Не думаю, что решусь рассказать тебе, если буду трезвым, — сказал он, словно извиняясь, и протянул кувшин Дафне. — Да и ты не поверишь, если не выпьешь хорошенько.
Она отвела кувшин рукой.
— Расскажи мне.
Эшер смотрел на нее с мучительным сомнением; он замешкался, словно конь на краю слишком широкой канавы, и никак не мог решиться.
— Дафна…
Она ободряюще улыбнулась.
— Ну же, говори. Все нормально. Я ничего не боюсь.
Наконец он собрался с духом.
— Я видел, как Гар занимается заклинанием погоды.
Наступило гнетущее молчание. Когда оно стало невыносимым, Дафна тяжело вздохнула и спрятала руки за спину, чтобы не дать воли кулакам и не настучать по этой пустой деревянной башке.
— И кому же в голову пришла эта блестящая идея?
— Сначала ему.
— А потом ты воспринял ее как свою? — Она очень старалась, но не смогла сдержать едкого сарказма.
— Кто-то должен находиться рядом с ним, — обиженно пояснил он. — Ты себе не представляешь, какой это ужас! Проклятая магия выворачивает его наизнанку, Даф. Он обливается потом, как заколотый боров, а потом целый час не может подняться на ноги. Его нельзя оставлять одного.
Ею овладело неодолимое желание схватить его за плечи и трясти до тех пор, пока зубы не посыплются. Для того чтобы наступили эти последние дни и недели, Круг выживал и выжидал долгие столетия, а он рискнул всем, всем, ради чего они страдали.
— Ты не имел права находиться рядом с ним! Нельзя играть в их игры!