Д’вард начинал вполне сносно понимать джоалийский. Все старались говорить с ним как можно медленнее и четче, так что опасность подцепить этот ужасный местный говор ему не угрожала. Он попросил Элиэль поучить его чтению, и она – так уж и быть! – согласилась уделить ему некоторое время. Он хотел найти экземпляр «Филобийского Завета», чтобы попрактиковаться на нем, но девочка объяснила, что завет написан на суссианском, а читать по-суссиански для него вредно.
– А как тогда насчет пьес Пиола? – спросил он.
– Нет! – отрезала она. – Они написаны на классическом джоалийском. Если ты попробуешь заговорить так на улице, все решат, что ты спятил.
– Та речь из «Королягарри», которую я вам читал, тоже написана таким образом.
Поэтому они с Утиам отправились к местному букинисту. Элиэль выбрала было знаменитый любовный роман, но Д’вард отверг его, остановив свой выбор на исключительно скучной книге о лунах и звездах. Учить его читать по этой жуткой скучище оказалось далеко не так интересно, как она ожидала. Он почему-то удивился, узнав, что Трумб проходит свои фазы всего за четыре с половиной дня, и с совершенно серьезным видом заявил, что Трумб вовсе не большая луна, а просто расположен ближе к Земле. Он удивился даже тому, что недели отсчитывались по Иш, а между ее полнолуниями проходило ровно четырнадцать дней. Он мог часами читать про Кирб’ла, так что в конце концов с ним почти невозможно стало общаться. Он заявлял даже, будто не знал, что в году триста шестьдесят четыре дня! Нет, порой Освободитель казался ей решительно странным.
Оказалось, что не она одна обращает внимание на его улыбку. Олиммиар Танцовщица вела себя дура дурой, вертясь вокруг него ручной киской и краснея всякий раз, как он глядел на нее. Элиэль готова была ей глаза выцарапать. Да и замужние женщины тоже были не лучше. Если их мужья и замечали что-то, они молчали. Все знали, что на Д’варда можно положиться.
Пиол написал-таки оду отваге, и Тронг начал репетиции «Трастоса», хотя и «Варилианец» собирал каждый вечер полный зал.
Элиэль помогала Д’варду выучить его монолог. Конечно, он с трудом понимал смысл отдельных фраз и сильно сокрушался по этому поводу.
– Это же все… ну… как ты назовешь то, что все другие и так давно знают?
Элиэль никак не могла отыскать нужное слово, поэтому они обратились к Гольфрену который сказал, что это называется «банальность».
– Ну да, здесь сплошные банальности, – заявил Д’вард.
Гольфрен пробежал глазами его монолог.
– Конечно. Но разве не вся поэзия такова? Не так важно то, о чем она, как то, как она об этом говорит.
Д’вард подумал, потом рассмеялся и кивнул.
Зато он пришел в совершеннейший ужас, когда Гэртол Костюмер продемонстрировал его наряд.
– Вы хотите сказать, я должен выходить к сотням людей только в этом? Но там же будут дамы!
– Это традиционный наряд, – возразил старый костюмер, – и дамам понравится.
Д’вард казался потрясенным и сильно покраснел.
Его интересовало абсолютно все: политика и местные обычаи, география и торговля. Но больше всего, впрочем, его интересовали боги. Как-то раз Элиэль – случайно! – подслушала, как он спрашивал у Тронга, какие боги хорошие, а какие – плохие.
Тронг, ясное дело, пришел в ужас.
– Боги все добры и не ведают зла, сын мой, – пророкотал он, что на самом деле было строкой из «Суда Афароса», хотя Д’вард и не знал этого.
– Тогда откуда берется зло?
– Зло идет от смертных, если они не повинуются богам.
– Значит, вы одобряете то, что приходится делать женщинам в храме Нарша? – Голос Д’варда звучал скорее удивленно, чем возмущенно.
– Разумеется! – буркнул Тронг и поспешил уйти.
На следующий же день Д’вард отловил Пиола Поэта за обеденным столом и начал что-то записывать. Так уж случилось, что Элиэль как раз помогала Утиам искать потерянную сережку, и, шаря под соседним столом, она услышала часть разговора. Пиол, судя по всему, перечислял всех богов и богинь, каких только мог вспомнить. А Д’вард записывал, но не всех. Потом он ушел, оставив листок лежать так, что всякий мог подойти и прочитать. Никакой логики в его выборе богов она не нашла: Пет’р, Д’мит’рий, Кен’т, Д’вард, Алис.
Правда, он все равно произносил их имена неправильно. Да и почерк его оставлял желать лучшего.
На следующий день, когда они репетировали в роще под мостом, а Д’вард сидел с Дольмом под кустом, Элиэль случайно проходила как раз мимо этого куста – с другой стороны.
– Я знаю Т’лина Драконоторговца, – говорил Дольм, – но не очень хорошо. По-моему, он шпионит на кого-то. Возможно, на обе стороны, возможно – на четыре или пять. Да и почти все странствующие торговцы поступают так. Все вейлы вечно разнюхивают друг про друга – Джоалия, Таргия, Ниолия и все их вассалы.
– А странствующие актеры?
– Еще бы! Когда мы вернемся в Юрг осенью, Амбрия напишет отчет ниолийскому послу.
Ого! Элиэль этого не знала! Она переместилась чуть поближе.
– Политический шпионаж? – спросил Д’вард. – А что, боги тоже играют в такие игры друг с другом?
– Вполне возможно. По крайней мере некоторые.
– Насколько я понимаю, за несколько тысяч лет можно перепробовать все?
Дольм усмехнулся:
– Я думаю, да. Мне полагалось докладывать Зэцу обо всем, что могло бы интересовать его, – о назревающей войне или о чуме, например. Но у меня только раз случился повод для этого, в Нарше, две недели назад.
– Ну и как ты это делал? Писал богу письмо с сообщением?
– Ну, пришлось совершить ритуал.
– Объясни, пожалуйста.
Очень похоже на Д’варда – не знать, что такое ритуал!
Но Дольм не смеялся.
– Ритуал – это такая процедура, выполнения которой требует бог. Жрец приносит в жертву курицу одним образом для того, чтобы добиться предсказания, другим – для испрашивания божьей милости или исцеления. Это действует, потому что так повелел бог.
– Значит, это все равно что писать имя и адрес на письме? Когда ты делаешь определенные вещи в определенном порядке, бог знает, что это обращаются к нему и чего от него ожидают?
– Я никогда не задумывался над этим, но да, вполне возможно.
И как это Д’варду удается видеть вещи не так, как всем остальным?
– Меня обучили ритуалу, позволяющему обращаться к богу лично, – продолжал Дольм. – Это нелегко, особенно если твой бог – Зэц. Часть церемонии специально задумана на редкость неприятной, да это и понятно. – Он нервно усмехнулся. – К счастью, Зэц одобрил мою преданность и, надо признать, хорошо отблагодарил меня.
– Можно спросить, как?