Свадьба была обычной – медовуха, брага, настойки, сбитень. Братина вкруговую. Плясали, невесту воровали, зерном посыпали грамотно – в простых видах магии народ неплохо соображал и без всяких Колледжей...
Вот только настоящего веселья не было.
Дядя невесты, богатый купец, не платил «местовое» «собачьему» клану. И это получалось. Мужик был хваткий, связи, силу имел – как-то всё время выкручивался. Не грубил, конечно, но и не платил, а деньги немалые. Чуть ли не последний в районе. Собственная была у него охрана – сельские парубки да сыновья, и справлялись они с этим делом не хуже наёмников, благо настоящие разбойники в местные леса давно не хаживали. И, понятно, выходило дешевле.
Вот и теперь уходил от оплаты купец. Вместо договора, на который давно катали губу «собаки», пригласил их на свадьбу племянницы, будто косточку кинул. Он и раньше так изворачивался, малыми кусками, вроде оказывая уважение, но много дешевле, чем «положено». Рядовые «собаки» были вполне довольны, а вот верхушка начинала уже свирепеть. И могло это вылиться в крупную заваруху.
Бывали случаи.
После убийства бургомистра в Медведихе даже маленько возгордились, как-то твёрже себя почувствовали. Мол, и наши ребята на что-то способны. Из глубинки все чиновники на одно лицо, столичная власть глубоко по барабану, хотя сказать, что это действо народом одобрялось, тоже было неправильно. Здесь было что-то от странной удовлетворенности русского мужика, который может взять за грудки иностранца, объясняя, мол, наши бандиты круче, или настрадавшейся от пьяницы-мужа бабы, что с тихой гордостью заявляет соседке, мол, «моего-то с одной бутылки и не разбирает, это ему семечки».
Пока всё было в порядке, и музыка играла, и морду кому-то уже начистили по-тихому, и хороводились под балалаечно-гармонный залихват, но... Чувствовалось напряжение.
Могло дойти до ножей и до охотничьих самострелов. «Серых» было чуть поменьше, они держались особняком, люди купца – в другой стороне, почти не смешиваясь. Ни о каком противостоянии с целым кланом охранников, конечно, не могло идти и речи, но русский мужик не всегда смотрит на расклады. Он способен начистить рыло и себе в ущерб.
Филипп часто гулял на свадьбах, он вообще часто гулял – мать считала, что даже слишком часто, – и сейчас, понимая, что изрядно пьян, всё-таки не терял контроля. Филипп терпеть не мог «собак», честно охранял добро купца, за это ему платили, но вот сейчас, может быть, даже сегодня, за это же могли и зарезать. Впрочем, пока присутствие «серых» только придавало вину пряности. Филипп понимал, что ситуация выходит из-под контроля, а водить «серых» в дом все равно что приручать волка, но... Лукич был мужик настоящий, такой не согнётся, пойдёт до конца. Это было правильно, а сегодня Филипп понял про себя главное – он тоже не отступит, и если пика под ребро, то, значит, судьба такая. Сейчас можно было и в ножи, и куда угодно – кровь бурлила и пляска уводила в свой рваный ритм, обыденная суета казалась скучной, и вилять ради неё не стоило.
Сейчас ему даже нравилось, что развязка может быть скоро. Филипп был из верных. Таких людей у купца было немного. Лови мгновение, ничего не бойся и будь готов потерять всё в любой момент.
Впрочем, пока никто никого не задирал. У обеих сторон хватало благоразумия не пускать кровь раньше времени. Всё ещё могло и обойтись, как-то устаканиться... Филипп плясал, выводя за голову руки, чувствуя на ноге тяжесть клинка в потайных ножнах, и в любой момент... Только этот клинок и лёгкая кольчуга – слабенько, если дойдёт до потасовки, но и хрен с ним...
Он махнул стакан вишнёвой наливки. Тут кто-то во дворе зацепился с цыганами, которых много вертелось на свадьбе, слово за слово, оплеуха за оплеухой – Филипп смачно зарядил в ухо молодому, но ушлому цыганёнку, что побежал было к своим, – и напряжение разрядилось. Как охрана купца, так и «серые» с облегчением принялись лупить цыган. Те пытались сопротивляться, но силы были явно неравны. До ножей не дошло, ограничились масштабным мордобоем. Яркая толпа ромалов драпанула через огороды, сметая на своём пути плетни, и Филипп, зная мстительный характер кочевников, подумал что они ещё могут пустить кому-нибудь кровь... Но по-любому эта кровь будет не та, что вот-вот могла пролиться.
Следующий стакан он накатил с облегчением, понимая, что окончательная разборка откладывается, и вдруг увидел, как из-за столов идёт незнакомый парень, а Лукич показывает на него пальцем.
В тот же вечер Филипп, никому ничего не сказав, ушёл из села.
– Ну что там, Флейта?
– Только две лошади.
– Хреново. – Хвощ похлопал чёрную кобылу по лоснящемуся боку. – Хороша.
– Обе неплохи, в порядке содержались.
– А сам хутор?
– Пять человек. Никого не пошлют, видно. Да и не пройти там.
Хвощ сощурился.
– Хозяев утопил?
– Зачем? Ты же разрешил серебром платить.
– Я потому и спрашиваю. Утопил хозяев? Честно скажи.
– Да ладно, Хвощ.
– Ты мне лапшу не впаривай. У тебя доля в болоте пропала, небось сэкономил денежку-то?
Флейта насупился.
– Ну, вообще собирался. Но потом заплатил. Так что все живы.
– Точно? Нам тут ещё стоять.
– Разве мы не будем разбегаться?
– Ты чё, Флейта, мозги седлом натёр? Куда разбегаться? Отсюда два выхода. В одну сторону два дня пёхом, в другую – три.
– Ну и дёрнуть в разные стороны.
– Кого-нибудь по пьяни возьмут и сообразят, куда мы вышли. Тут не сильно разбежишься. И сетка. Все болота прочешут, и обе точки выхода.
– Ну, сказать, чтобы не напивались. Осторожнее чтоб.
– Да все равно половина нажрется. С такими-то ногтями.
– И чего, в болотах будем сидеть?
– Пару недель можно. Пока всё уляжется.
– Такое не уляжется.
– А мы ещё посидим.
Флейта слез с лошади и осторожно спросил:
– Но ты же послал куда-то Сяву.
– Там надо было. Тарас просил. И я его без доли послал, он вернётся. Ты, кстати, в баню-то пойдешь?
Флейта был, мягко говоря, не любитель мыться, и от этого уже страдали окружающие.
– Да ну... Недавно парились.
– Ты сдурел, Флейта. Почти месяц прошёл. И болота.
– Да с меня и так грязь скатывается. Пальцем провел, и нормалёк.
– Нормалёк. Над тобой уже слепни дохнут. Сейчас с нами в парную пойдешь. Вона, видишь, топится.
– А если...
– Давай, давай. Хмырь болотный.
– Банька – супер. Ты бы, кудесник, ещё какого волшебного парку подбавил.
– Хвощ, ты что, в сказку попал? Какой волшебный парок? Баня, она и есть баня.