Дети заката - читать онлайн книгу. Автор: Тимофей Алексеев cтр.№ 62

— А я так чувствую, оно само все раскроется, только время нужно. А спросить, Ростик, не у кого. Мы с Васькой тебе не объясним, так как сами ничего не поняли. Может, водка какая-то особенная с галлюциногенами?

— Да разве есть такая? А в Москве мы что? Пили, по-твоему? — посмотрел Ростислав на Винта. — Вот то-то и оно. Водка, как видно, ни при чём. Ладно, пойду только переоденусь.

Прозвище Ворон Ростислав получил за облик свой и одежду. Любил носить все черное: под черной рубашкой обязательно тонкая черная водолазка, темный пиджак. Худощав, лицо смуглое, черты тонкие, волос смоляной с проседью. Но скорее всего прозвище прилипло за его глаза. Что бы Ворон ни делал: сидел ли в офисе или уезжал на какие-то разборки — глаза оставались бесстрастными, не понять, не заглянуть через них в душу. Как будто отрешен от всего. Ни чувств, ни мыслей. Многие, взглянув в эти глаза, уходили от беды подальше: знали, что, если что не так, пощады не будет. Но уходя, и спиной ощущали озноб, ежились, втягивая головы в плечи.

Тревога, что поездка добром не кончится, у Винта появилась сразу, как только подъехали к ресторану. Почти всю дорогу молчавший Ворон при входе в ресторан стал задирать швейцара. Винт, взяв за руку, пытался увести его внутрь, но одного взгляда хватило, чтобы Винт прекратил свою попытку. Двое охранников Ворона шли позади и тоже не встревали, знали: не поздоровится, но тем не менее ситуацию держали под контролем. Васька шел позади охраны и уже начал переживать, что поехал. Не любил он драк, а тут, если начнется, могут и пули засвистеть. Но увидев, что вроде Ворон угомонился, двинулся следом.

Столик был на самом выгодном месте. Охрана хлеб с маслом не зря ела. Просматривался вход в зал и выход в подсобные помещения, и рядом была сцена. Посетителей было немного, и почти все еще были трезвые. Возле стойки, как всегда, находилась пара девушек, стреляющих глазками по залу в поисках потенциальных богатых лохов, ищущих приключений и острых ощущений. А они помогут и с ощущениями, и с приключениями, и со всем на свете, вплоть до чистки кошельков и карманов.

На сцене музыканты только еще готовились: кто-то подстраивал инструмент, кто-то проверял освещение. То и дело в зал летели отрывочные аккорды, и заблудившимся большим солнечным зайцем по столам пробегал свет прожектора, меняющийся, как хамелеон.

Ворон сидел отрешенный, потягивая коньяк, отвечал невпопад Винту. Видно было, что злится, только было не понять, на кого.

— Ты как будто не в кабаке. — Винт бросил салфетку на стол. — С такой рожей можно было и на базе сидеть.

— Так что, не сидел? Сюда потащил?

— Веселья хочу, Ростик!.. А на базе для меня его нет, словно что-то давит там…

— А для меня уже год как его нет. Все, чем жил, потеряло смысл, остались только привычки, что надо есть, пить и спать. Темно перед глазами… Видно, и правда я слеп: не вижу, что вокруг меня. Если бы видел, то интересовался бы чем-нибудь. А передо мной, Винт, пустота. Правильно он мне сегодня ночью говорил, что я и днем слеп…

— Кто говорил? Мог ли тебе это кто сказать? С трудом верю, — хмыкнул Винт. — Вот вроде и веселье начинается.

— И еще он сказал, что я князь.

— Во! А я, стало быть, при княжеском дворе, — засмеялся Винт. — А Васька — княжеский егерь, то есть холоп. Ну, ты даешь! Приснилось же такое… А впрочем, даже если ты это сам выдумал… По виду да по осанке чем ты не князь? Да и по положению.

— Ну, по положению мы с тобой равные, ты это знаешь.

— Да знаю, Ворон, это к слову… Ты сам замечаешь: происходит что-то с нами. Мы ведь не такие с тобой были! Не деньги ли тут виной, Ворон? Может, от них все.

— Деньги, говоришь?… Да не нужны мне деньги, Винт…

— Тогда власть — чем не стимул? С такими бабками можно и в Думу — да хоть куда, было бы желание. Ты-то чего хочешь? Мне, например, когда мы начинали, интереснее было, чем сейчас. Тогда было, как в Афгане, а теперь словно бухгалтер я… Скучно, не по мне это.

— Оттого и пьёшь?

— Может, и оттого…

Васек в разговор не встревал и старался вести себя культурно и благородно, а не получалось. Перекладывал вилку с ножом то в одну руку, то в другую, а есть с изяществом, как Ворон и Винт, не получалось. Коньяк выпил тоже, как самогонку, даже не поняв сначала ни вкуса, ни аромата. Когда самогонку пьешь, сначала стараешься не дышать и быстрее пропустить ее внутрь. А иначе может и обратно пойти. Это потом, когда уже разберет после первого стакана, тогда уже обратно не вырвешь.

Да и за свою недолгую жизнь Васька в ресторане всего второй раз. Первый раз был потому, что магазины были закрыты на обед, а горело внутри, сил не было ждать до конца перерыва. Вот и зашёл, взял бутылку водки по двойной цене, а сидеть не сидел… Только когда приехал домой в деревню, хвалился пьяный у магазина мужикам, что сидел там и всякие вина и виски пробовал. Потом, правда, Ваську понесло. Стал врать про девиц: и как они около него крутились, и как он им деньги в трусики запихивал. Видел, как загорелись глаза у подвыпивших мужиков от картин, которые рисовал им Васька, показывая, какие у них талии да бедра. Остановил его тогда глуховатый сторож:

— Так что, Васька, ты прямо их в рестаранте раздевал? — И с ехидцей: — А ты не бордель с рестарантом попутал, Васек?

— Да что ты, дед! Они там около столба крутятся!

— У коновязи, что ли, Вася?

Толпа заржала. Точно, как у коновязи жеребцы при виде новой прибывшей кобылы. И Васька, поняв, что переборщил, сам тоже заржал, подражая подпившим мужикам. Сейчас, вспомнив, он сначала было расплылся в улыбке, а потом погрустнел. А как не погрустнеешь, когда больше полтинника свободных денег в кармане не было. Какие уж там трусики… Это сейчас, когда Ростислав Иванович на работу взял, не обижают, на прокорм с семьей стало хватать, и телевизор новый купили. Вася снова взялся за вилку и нож.

— Вася, перестань мучить бифштекс! Ешь, как умеешь. — Ворон наливал снова. — Ешь и пей! Думаешь, есть кому-то дело до тебя? Нет, Вася. Сейчас ни до кого никому нет дела, если ты дорогу никому не перешел и если у тебя нет денег. Это когда деньги, Вася, есть, тогда ты многим становишься нужен, но опять не ты, а деньги.

— Бифштекс — слово-то какое! А я думал, это котлета, только грубая, словно из старого сохатого… А я, Ростислав Иванович, и правда, как холоп. Ничего не умею, поесть, как люди едят в таких местах, и то не могу. Разговор поддержать тоже не могу, потому как ничего и не знаю. А если что и знаю, то когда бы надо сказать, так язык в заднице. Одним словом, деревня-матушка.

— А ты, Вася, будь самим собой, не подстраивайся ни под кого. Тут много сидит и пьёт таких, которые тебе и в подметки не годятся. Один гонор да слова. И едят красиво, и пьют, а за стольник задавят в темном переулке.

Народ прибывал. Мест уже почти и не было. Официанты носились между столами, унося грязные тарелки и таская новые кушанья и вина. Худосочная певица с жидкими соломенными волосами пела про любовь и про кровь, про розы и морозы. Было видно, что она уже приняла грамм двести, потому как невпопад, вне проигрыша, кричала «ай лаф ю» рыжему мужику с такой же рыжей козлиной бородкой. Ваське сначала показалась, что она лает по-собачьи. «Во дура, напилась!» — подумал, потом только вспомнил, что по телевизору слышал, что это признание в любви по-американски, кажется.