Конан. Карающий меч - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Говард cтр.№ 3

Если в повести «За Черной рекой» ясно декларируется мнение Говарда о варварстве, то в другом шедевре конановского цикла, «Гвозди с красными шляпками», он изучает оборотную сторону медали: распад цивилизаций. Опять же эта тема для техасца не нова. Например, предшественник Конана атлант Кулл был властелином обреченной империи Валузии, и во многих произведениях Говарда речь идет о королевствах хиреющих или гибнущих. Ход событий неизбежно приводил к финальной катастрофе, ее обычно создавали варвары, заблаговременно поставленные автором у ворот дожидаться подходящего момента. Однако в «Гвоздях с красными шляпками» он обошелся без варваров, постаравшись как следует изолировать обреченный город. Таким образом, рассказ посвящен процессу распада вплоть до его логического завершения. Написан он был в то время, когда у техасца неизлечимо заболела мать. На его глазах со страшной быстротой происходил распад; прекрасно сознавая, чем все кончится, Говард был совершенно не в силах этому воспрепятствовать. Вот почему последний рассказ о Конане так явственно резонирует с ужасными событиями из жизни писателя, с тягостным состоянием его ума и души.

Циклом произведений о Конане Говард завершил свое литературное наследство. Если бы не самоубийство в тридцатилетнем возрасте, его творческая карьера, несомненно, получилась бы исключительной. Примерно за месяц до смерти он написал Лавкрафту: «Мне все трудней и трудней что-нибудь писать, кроме коротких вестернов… Всегда чувствовал: если когда-нибудь на литературном поле сумею вырастить нечто выдающееся, это будет связано с центральным или западным фронтиром». Возможно, Говард стал бы видным мастером и на этом поприще, но судьба распорядилась иначе. Однако по самой сути своей конаниана превзошла тот жанр, в котором она зародилась, как его ни назови: вестерн, историческая литература, авантюрная проза. Будучи вынуты из исторического контекста и облачены в хайборийские одежды, сюжеты обрели универсальность, чего не случилось бы, останься они в прежних темах. Они стали вечными — по крайней мере, нисколько не состарились за семьдесят лет.

«Снимите внешний слой, если не боитесь»,— написал я в предисловии к первому тому. И скоро вы убедитесь, что внешний слой почти не имеет значения для большинства произведений из этой последней книги.

В ней — Говард, каким он был.

И лучшее, что он создал.

Патрис Луине, 2005

Скалы, словно вставшие на дыбы каменные звери, круто уходили из джунглей прямо к небу, переливаясь в лучах восходящего солнца зелено-голубым и темно-красным; слегка изрезанная линия гор, изгибаясь, простиралась на восток и на запад, пока не терялась из виду, и об это побережье разбивались волны зеленого океана листвы. Гряда казалась неприступной — гигантский частокол отвесных монолитных скал с редкими кварцевыми вкраплениями, ослепительно сверкавшими на солнце. Но человек, упорно прокладывавший путь наверх, одолел уже половину подъема.

Выходец из племени горцев, необычайно сильный и ловкий, он без особого труда взбирался на любую кручу. Из одежды на нем были лишь короткие свободные штаны; сандалии, чтобы не мешали подъему, связанные вместе, болтались за спиной, туда же были заброшены кинжал и меч.

Гибкий, как пантера, он вместе с тем обладал мощным сложением; бронзовая от загара кожа и грубо подрезанная черная грива, схваченная у висков серебряной лентой, дополняли общую картину. Его железные мускулы, острый взгляд и отточенные движения как нельзя лучше соответствовали поставленной задаче, ибо это была проверка на высочайшую степень выносливости и мастерства скалолазания. В ста пятидесяти футах под ним колыхались волны джунглей. Примерно столько же оставалось до края скалы, очерченного утренним голубеющим небом.

В выверенных движениях чувствовалась некоторая спешка, словно человек был ограничен во времени; и несмотря на это, ему приходилось двигаться со скоростью черепахи, поминутно замирая и всем телом прижимаясь к скале. Жадно ищущие пальцы рук и ног находили крохотные ниши и выступы, в лучшем случае — какую-нибудь покатую опору в полступни, и ему уже не раз случалось висеть над пропастью на кончиках пальцев. И все-таки, цепляясь за каждую неровность, извиваясь змеей, огибая выступы, человек упрямо отвоевывал у скалы фут за футом. Время от времени он останавливался, чтобы дать отдых ноющим мускулам и вытряхнуть из глаз капли пота; тогда, повернув голову, он вглядывался в расстилающиеся под ним джунгли, методично прочесывая зеленый покров в поисках признаков присутствия человека.

Конец пути был уже близок, как вдруг в нескольких футах над головой он заметил в крутой скале расселину. Еще немного усилий, и он оказался совсем рядом. Это была небольшая пещера сразу под срезом обрыва. И только его голова поднялась над краем основания, как человек удивленно хмыкнул. Пещера была такой крошечной, что скорее походила на высеченную в камне нишу, но, несмотря на малые размеры, она не пустовала. В ней сидела высохшая коричневая мумия со скрещенными ногами — руки сложены на груди, сморщенная голова опущена. Чтобы конечности не разогнулись, их привязали к телу ремнями из сыромятной кожи, давно уже сгнившими. Если тело когда-то и имело одежду, то безжалостное время обратило ее в пыль. Но там, засунутый между скрещенными руками и впалой грудью, виднелся свиток пергамента, за бесконечные годы пожелтевший до цвета старой слоновой кости.

Человек протянул руку и, осторожно покручивая, достал свиток. Не разглядывая находку, сунул ее в поясной карман и стал быстро подниматься, пока не выпрямился в проеме ниши во весь свой огромный рост. Подпрыгнув, он ухватился цепкими пальцами за скальный выступ и, подтянувшись, перекинул тело через край пропасти.

Шагнув вперед, человек остановился, тяжело дыша, окидывая взглядом открывшуюся панораму.

Под ним словно раскинулась огромная чаша с кромкой из камня. Дно чаши покрывали деревья и кусты, однако этот лес не был таким густым, как джунгли с наружной стороны гряды. Скалы одинаковой высоты окружали его плотным кольцом. Это был каприз природы, возможно, единственный в своем роде: величественный, естественного происхождения амфитеатр, часть лесистой равнины трех-четырех миль в диаметре, заключенная в кольцо неприступных скал и совершенно отрезанная от остального мира.

Но человек на гребне не стал восторгаться уникальным топографическим явлением. Жадным взором он обшаривал верхушки деревьев и вдруг резко вдохнул: среди сплошного зеленого покрова поблескивали мраморные купола. В этом не было ничего сверхъестественного, ибо под ним лежал легендарный дворец покинутого людьми города Алкменона.

Конан-киммериец, бродяга, оставивший след и у Барахских островов, и на Черном побережье — везде, где жизнь приправлена смертельным риском,— пришел в Кешан, влекомый тайной надеждой заполучить сокровища, своим блеском затмевавшие богатства королей Турана.

Кешан, королевство варваров, расположилось дальше на восток от Куша, где обширные пастбища постепенно переходят в леса, подступающие к стране с юга. Высокомерная смуглокожая знать держала в повиновении прочее население, в большинстве своем состоящее из чистокровных негров. Сами властители — князьки и верховные жрецы — считали себя прямыми потомками белокожих кланов, которые, согласно преданию, в далеком прошлом правили в этих местах страной со столицей в Алкменоне. Разные сказания по-разному объясняли внезапный упадок государства и окончательный уход из города немногих оставшихся в живых жителей. Не меньшим туманом была покрыта тайна «Зубов Гвалура» — сокровищ, захороненных где-то в Алкменоне. Но даже такой легенды, расплывчатой и потому малоубедительной, хватило, чтобы Конан — через обширные равнины, испещренные потоками джунгли и горные хребты — пробрался в королевство чернокожих.