— Спаси меня, Хел, — выдохнул он. — Это чудовище подбирается к моей глотке.
На самом деле собачка ухватила рыцаря за штанину. Джек пнул ее, она взвизгнула, разжала зубы и выскочила из комнаты. Уоткин повалился на кровать. Та застонала, однако не рухнула.
— Это Цербер какой-то, а я ведь только и хотел, что пройти в твою комнату, — пропыхтел запыхавшийся рыцарь, надувая огромные щеки. В этот момент он походил на здоровенную рыбину, бесцеремонно вышвырнутую на берег.
— Как ты можешь жить так высоко? Я, кажется, не взбирался на такую верхотуру с тех самых пор… никогда не взбирался. — Он решительно взмахнул толстой ручищей. — Надеюсь, у тебя найдется что-нибудь, способное подкрепить силы невинно пострадавшего человека?
Вкладывая шпагу в ножны, Джек хмыкнул:
— А тебе не кажется, что час еще слишком ранний… даже… гм… для тебя?
— Я уважаю твою склонность к уединению, друг, но смягчу твою озабоченность, указав, что этот час, может, и вправду ранний… для всяких там дневных пташек, однако он в то же время и поздний… для ночных филинов вроде меня, — широко улыбнулся толстяк. — Но что я вижу вон там, в углу? Никак «Орвьето»? Славненькое винцо.
Джек покачал головой и подошел к оплетенной веревками бутыли. Сначала он наполнил одну кружку, потом, после некоторого колебания, и вторую.
— Ваше здоровье, сэр рыцарь, — промолвил он, протягивая посудину гостю.
— И твое. — Уоткин разом выхлебал половину содержимого кружки. — У тебя болезненный вид. И с лица ты спал. Эй, дружище! Ты что, опять занемог?
Как-то раз, чтобы отговориться от посещения заведения Анджело и осмотра римских достопримечательностей, Джек признался, что перенес лихорадку и порой страдает от рецидивов.
— Нет, я вполне здоров, но… Но такая зараза быстро не отпускает.
— О, это все болота Кампаньи. Нездоровый воздух, из-за которого лихорадка распространяется по всему городу. Летом праздный люд уезжает из Рима. Остаются лишь верные долгу борцы. — Теперь рыцарь пил маленькими глоточками, не сводя с Джека внимательных глаз. — Но вот что я тебе скажу… твой опечаленный взгляд говорит вовсе не о телесном недомогании. Сдается мне, дело в ране, нанесенной стрелой Купидона.
Джек посмотрел на толстяка, самоуправно развалившегося на его кровати. Странно, но во всем Риме этот пьяница был самым близким для него человеком, и хотя юноша, разумеется, ни словом не обмолвился ему о своей миссии, но о Летти и своей влюбленности кое-что рассказал. Может быть, стоит поделиться с ним и своими нынешними тревогами, не раскрывая, конечно же, ничьих секретов?
— Тут ты прав, — нерешительно заговорил он. — Дело как раз в той самой ране, которая саднит теперь еще пуще, поскольку… поскольку особа, ее нанесшая, приехала в Рим.
— Не может быть! — Уоткин приподнялся, опершись на локоть. — Выходит, тебя привела к нам любовь!
Он откинулся на подушки.
— А ну-ка, выкладывай свое горе.
Джек уже больше не колебался и лишь постарался убрать из фактов все, относящееся к его тайной роли. Он рассказал, как увидел ее в опере, как последовал за ней, обнаружив, что его чувства все так же сильны. Рыцарь кивал, пил, наполнял кружку, вздыхал. Наконец он с немалым усилием сел.
— Знаешь, что надо сделать?
— Что?
— Ты должен ее увезти.
На сей раз вздохнул Джек.
— Как?
— Как? Это словечко не из лексикона влюбленных. Единственные вопросы, которые должны тебя интересовать, — это когда и куда! Найди на них ответы, и твое «как» разрешится само собой.
— Но к ней почти невозможно приблизиться.
— Еще одна малодушная фраза. Где она остановилась?
— В палаццо Кавальери.
Уоткин присвистнул.
— Оно мне знакомо. Кавальери — одно из самых богатых римских семейств. Хуже всего, что старый граф сейчас здесь и если она под его защитой… — Он покачал головой. — Нечего и пытаться штурмовать эти стены. А что, она никогда не остается одна?
— Практически нет. Ходит из дома в часовню, потом обратно домой, потом в оперу — и всегда ее кто-то сопровождает…
Уоткин прервал его:
— В какую часовню? Какого она вероисповедания?
— Она протестантка, так что…
— Значит, она ходит в палаццо Мути? Мой мальчик!
От возбуждения Уоткин заколыхался, едва не развалив всю кровать.
— Вот он — твой шанс! Никто из домочадцев и челяди Кавальери не станет провожать ее в эту часовню. Все они там паписты, все до единого!
— Но мне-то какая от этого польза?
— Послушай, Пип, — ответил Уоткин. — У тебя же есть пропуск туда, разве нет? Серебряный крестик, который дает право входа. Или ты хочешь сказать, что еще им не пользовался? Я же вроде давненько тебе вручил его, а?
Джек сдвинул брови. До сих пор он из страха быть узнанным вообще не решался приближаться к Летти, а не то чтобы искать с ней где-то встречи. Да и про крестик он, замороченный обстоятельствами, совсем, признаться, забыл. Юноша поспешно встал и принялся рыться в своих многочисленных карманах. Наконец в жилете, уже с неделю висевшем в шкафу, обнаружилось что-то твердое и блестящее.
Крестик.
— Этот? — спросил юноша, демонстрируя свою находку.
— Именно! Он позволит тебе пройти во дворец. Ее тетушка, как всегда, пойдет с ней?
Джек покачал головой.
— Нет, к службе она ходит одна. Ее сопровождают слуги, но они дожидаются у ворот.
Уоткин подался вперед.
— Тогда тебе будет гораздо проще улучить момент и передать ей записку или напрямую договориться о месте следующего свидания. Откуда ты ее и увезешь.
— Но как же… прости, где же мне назначить с ней встречу и… и, опять же, когда?
Голова Джека вдруг пошла кругом. Внезапно он вспомнил, что, согласно шифровке, поимка выводка якобитов назначена на сегодняшний вечер.
— Стоп, я все понял. Нам надо встретиться прямо сегодня, во второй половине дня. И… и…
«Чего тут раздумывать? — подумал он с неожиданной злостью. — В Риме тебе достаточно хорошо знакомо лишь одно место».
— Пожалуй, для этого лучше всего подойдут сады Монте Пинчио…
Уоткин прищелкнул пальцами. Весь хмель мигом слетел с него.
— Превосходно! Там много ворот. Ты знаешь тележный въезд рядом с палаццо Барберини?
— Знаю.
— Хорошо! Я буду ждать тебя там в… четыре пополудни, подходит? Со всем необходимым, чтобы доставить вас в Чивитавеккья. Оттуда на фелуке вы переправитесь в Геную. Если Нептун будет благоволить влюбленным и пошлет попутный ветер, уже через день вы окажетесь за пределами Папского государства. — Тут Уоткин нахмурился. — Боюсь, однако, для того, чтобы все устроить как следует, мне, увы, потребуется… э-э… какое-то золотишко.