– Тоже мне – нашел проблему, – вздохнул Арилой. – Это у меня вот – проблема…
– А у тебя что за проблема? – удивился Фарин. – Самогонный аппарат сломал?
– Да при чем тут самогонный аппарат, – вздохнул Арилой. – Тут другое… ты у нас теперь семьей обзаводишься, а значит, плаката наша холостяцкая компания…
– Тоже мне, проблема! – фыркнула Лаэрни. – А мы и тебя женим. И будете дружить семьями.
И Арилой притворно схватился за голову.
* * *
Когда Курт проснулся, было еще темно.
Или уже?
Поздний вечер или ранее утро?
Нет, кажется, все-таки утро.
И почему это с утра пораньше у него всегда такое ощущение, будто его Мур по лбу как следует треснул? Стыдно быть великим магом и не уметь просыпаться с веселой улыбкой. Надо бы Агларию попросить, пусть научит.
Курт зевнул и попытался на ощупь найти лежащую рядом Агларию, но ее там не было. Вот так вот, в кои-то веки собрался научиться чему-то путному, а учитель-то и отсутствует!
Вместо Агларии нащупался какой-то длинный твердый предмет, больше всего похожий на…
– Мур! – удивленно выдохнул Курт.
– Курт, нам пора! – решительно объявил Мур.
– Какое пора? Куда? – Даже величайшего из магов можно сбить с толку, если разбудить его ни свет ни заря, да еще и ударом по лбу!
– Как это – куда?! – возмутился посох. – Нам давно пора совершить какой-нибудь великий подвиг!
– Тебе что, Йоштре приснился? – зевнул Курт. – Какой еще подвиг?
– Я же сказач какой – великий, – терпеливо, как маленькому, пояснил посох. – Что здесь непонятного?
– У тебя что, набалдашник с трещиной?! – возмутился Курт. – Я – семейный человек. Ты – семейный человек. Зачем нам какие-то подвиги? А будить меня в такую рань – и вовсе свинство!
– Курт, бедняга, ты тяжко болен, – соболезнующим тоном протянул Мур. – К счастью, у меня есть соответствующее лекарство…
Курт слишком поздно понял, в чем это самое «лекарство» заключалось. А посему сделать ничего не успел. Разве что взвыть и схватиться за расквашенный лоб. Мур, как всегда, отличался старательностью и стремительностью. Аж голова от удара загудела. Шишка вскочила незамедлительно, будто стояла рядом, дожидаясь, пока позовут.
– Мур, гад! Больно же! – воскликнул великий маг.
– Ну так как, пробудил я в тебе тягу к ужасным опасностям и страшным приключениям? – коварно поинтересовался посох.
– А если нет, тогда что? – жалобно спросил сонный великий маг, пытаясь протереть глаза и ощупать свеженькую шишку одновременно.
– Тогда лечение придется повторить, – тоном опытного лекаря промолвил Мур. – Сдается мне, случай не такой уж и запущенный, так что при интенсивной терапии…
– Все-все! Никакой терапии! Я здоров! Совершенно здоров! – искренне воскликнул Курт.
– И так прямо и рвешься изведать ужасных опасностей и страшных приключений? – спросил Мур.
– Так прямо и рвусь! – с чувством ответил Курт. – Все равно опасности ужаснее и приключения страшнее, чем ты, в моей жизни никогда не случится!
– Так, значит, пойдешь совершать великий подвиг? – настаивал Мур.
– Ну пойду… пойду… мучитель… – пробурчал Курт. – Кстати, а как мы девчонок бросим? Обидятся ведь. Или с собой возьмем?
– Пойди и прочти записку, что лежит на столе, – предложил Мур.
Стеная и охая, Курт добрался до стола, где его глазам предстала записка, написанная аккуратным почерком Агларии:
«Мальчики, привет! Мы ушли совершать великий подвиг, до вечера не вернемся. А может, и к вечеру не успеем, если возникнут осложнения. Обед разогреете сами. Аглария. Шенна».
– Вот так вот, – промолвил Мур, падая на пол из руки Курта и превращаясь в человека. – Девчонки, брат, умнее нас оказались…
– Ну так не будем от них отставать, – выдохнул Курт.
– Идем скорей! – воскликнул посох.
– А куда? – спросил великий маг.
– Куда глаза глядят, – ответил Мур.
– А куда они у нас глядят? – спросил Курт.
– Мы узнаем об этом, когда придем, – пообещал посох.
* * *
Вот так это вроде бы все и закончилось. Если я, конечно, ничего не перепутал.
Вот только… кто сказал, что это – последняя история?
Мир, знаете ли, это такая штука… его чуть не каждый день спасать требуется…
Так что… посмотрим?