Девять унций смерти - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Раткевич cтр.№ 17

А теперь — шепотом, очень громким шепотом, так, чтоб всем слышно:

— Горло перережу тому, кто двинется… правда перережу…

А теперь еще одно, самое страшное, медленно повернуться к этому жуткому морю спиной, лицом к остальным гномам, скорчить подобие улыбки, она кривая, ну да ничего, авось сойдет, пусть лучше улыбки моей боятся, чем друг друга ногами месят, отступить на шаг… оно не схватит меня, не схватит, вода не живая, она никого не может схватить и, продолжая улыбаться, говорить… говорить… говорить… ругаться.

Когда это ты научилась так ругаться? У кого? А слова-то какие! «Недомерки сопливые», это ты про своих сородичей? А сама? Да что с тобой, владыка?

А ничего. Так им и надо.

Их ведь повезут на кораблях, Фицджеральд рассказывал, что это такое. Под ними будет надежное сухое дерево, и вода вовсе их не коснется, если, конечно, соблюдать осторожность и не лазить где попало, а вот тебе… тебе придется утворить нечто запоминающееся, чтоб их успокоить. И ты уже знаешь, что это. Знаешь и готова. Но тебе все равно страшно. Потому что в глубине души ты считаешь эту воду живым существом, которое только и ждет…

И все же… Другого выхода нет.

— Гномы! Петрийцы! — на сей раз орать не нужно, тебя каким-то образом слышат все, и шипение волн не смывает твой голос, напротив, ветер разносит его во все стороны. Всем слышно. — Я, ваша владыка, сейчас войду в эту воду, дабы доказать вам, что бояться нечего.

Гномы издают слитный нечленораздельный стон.

— Вам же и вовсе в нее входить не нужно. К завтрашнему утру люди пригонят к этому берегу корабли, что и перевезут нас всех на остров, — продолжаешь ты.

Еще один стон, не стон, скорей бурчание, в котором даже и слова отдельные разобрать можно, и ничего хорошего в этих словах нет, ни для людей с их неведомыми кораблями, ни для владыки с ее девичьей глупостью.

— Кстати, насчет девичества и глупости, — продолжаешь ты, — любой гном, последовавший за мной в воду, за свой беспримерный героизм получит от меня в награду «ночь любви»!

«Вот так, засранцы! Съели?!»

Молодежь уже подходила с подобными предложениями, смущенные молодые гномы, запинаясь и бормоча, обещали невесть что юной красавице владыке, если та вдруг да окажется к ним благосклонна, старые предрассудки их не пугали, скорей даже напротив.

Что ж, посмотрим на вас теперь. Море — это вам не дедушкины сказки, легко смеяться над поверженными стариками и их дурацкими обычаями, а вот вы над неведомым посмейтесь! Что? Как-то не выходит?

Фу, как некрасиво! Неужто никто?

Хорошо придумала, владыка, умница. Вот только ты не чужую храбрость проверяешь, не суженого себе подыскиваешь и даже не партнера на одну ночь. Тебе просто страшно лезть в эту непроглядную жуткую воду одной.

И все-таки ты полезешь, владыка.

Может быть, ты просто дура?

Боги мои, да, наверное…

— Сапоги сними…

— Что?

Ты оборачиваешься.

Фицджеральд. Тэд Фицджеральд. Лучник. Комендант Петрийского острова.

Вот только до острова еще добраться нужно. По воде. Вот по этой самой.

— Сапоги сними, владыка.

«И чего он прицепился?»

— Зачем?

— Затем, что ноги высохнут, а сапоги потом три дня хлюпать будут. Простудишься, заболеешь, как на своих орать станешь?

«Заботливый ты наш…»

— Штанины подверни, — скомандовал Фицджеральд, когда гномка аккуратно поставила рядом с собой свои короткие удобные сапожки.

— Страшно? — участливо буркнул он.

«О Боги! Он и в самом деле сочувствует!»

«Или издевается?»

— Нет. Не страшно, — решительно ответила владыка и отчаянно шагнула в набегающую волну.

— Ну, гномы! Никто не хочет получить то, о чем вчера так старательно просили?!

Тишина.

«Молчат».

«Не хочу идти одна. Не хочу».

«А придется… придется, владыка…»

— Ох!

Она вскрикнула, покачнулась, проклятая вода и в самом деле схватила ее, схватила и толкнула. Дружный стон с берега, вот теперь гномы и в самом деле побегут. Куда глаза глядят побегут. Да что же это такое! В этой воде нет и не может быть ничего опасного, это просто вода и все, море — это такая большая чаша, просто слишком большая чаша! Не смей меня толкать, проклятая зеленая гадина! Не смей, слышишь?!

Рядом послышался плеск, и крепкая рука Фицджеральда удержала ее от падения.

— Осторожно, владыка!

Да. Вот так, вдвоем — не страшно. Рука сильная, надежная, гадкое зеленое чудовище ее не утащит. Тэд Фицджеральд ему не позволит. Да и вообще его нет, этого чудовища. Никакого чудовища нет. Никто ее не хватал, разумеется. Просто перепугалась, дура.

«Спасибо, Тэд!» — хотелось сказать ей.

— А ты чего это… в сапогах вперся? — спросила она.

— А ты дала мне время их снять? — огрызнулся он.

— И штаны промочил…

— Ну знаешь что!

— Простудишься, заболеешь…

— Я ее спасаю, а она…

— Хлюпать будешь… сначала сапогами, потом носом…

«Боги, что я несу?!»

— Нахалка!

— Ты еще «ночь любви» потребуй, герой!

— А что, и потребую! Я же вошел в воду вместе с тобой!

— Предложение касалось только гномов, хотя ты… — юная владыка запнулась, обнаружив некую брешь. Тэд Фицджеральд был полугномом, об этом знали все.

«Сейчас потребует себе половину ночи, и что я ему скажу?»

Она замолчала и подняла на него глаза, ожидая увидеть усмешку, а он вдруг круто повернулся и быстро пошел прочь. Только брызги полетели во все стороны от его мокрых сапог. А от самого, казалось, искры летят. Попавшиеся ему на дороге гномы едва успели отскочить. На его лице застыло такое мучительное выражение, что юная гномка аж содрогнулась.

«И что я ему такого сказала?»

Она медленно пошлепала к берегу. Вода уже не казалась холодной. И страшной тоже не казалась.

«И вот за это я обещала „ночь любви“? Ну, это я погорячилась!»

— Ну что, видали? Ничего со мной не сталось! — бросила она прочим гномам нахально и весело. — И с вами ничего не станется, трусишки!

Из толпы гномов робко выбралась еще одна Невеста, потом еще… Первая подошла к воде, присела, робко коснулась набегающей волны ладонью. Ее примеру последовала вторая. К воде решительно шагнули несколько молодых гномов, потом камнем из пращи вылетела стайка ребятишек, за ними с воплями поспешали их родители. Все это с визгом врезалось в воду. И ничего не случилось. Гномы постарше ошалело стояли и сидели на мелководье, а малышня, бегая вокруг них, принялась брызгаться.