– Вы что, серьезно? – Рисса упорно не понимала, как можно вот так, не раздумывая, отдать лошадь. Пусть на время, да и не первому встречному, но все же…
– Серьезней некуда. Чую, я здесь надолго застряну, а она свободу любит. Так что забирайте, пока я не передумала, и марш отсюда.
Мавка не заставила себя долго упрашивать и влезла в седло. Глюк, видя такое дело, понял, что отвертеться от похода уже не удастся, и обреченно двинулся к воротам, которые сразу же загородили бдительные стражи.
– Без особого разрешения никого из замка выпускать не велено! Учеников особенно.
– А если у нас есть разрешение? – не растерялся Кьяло.
– Так ведь нет же! – парировал пожилой стражник.
– Рис, покажи им.
– А без этого никак? – Мавка угрюмо посмотрела на товарища. – А то, может, здесь останемся?
– Рис, я приказываю!
– Слушаюсь, ваше высочество, – вздохнула блондинка. И запела.
Это была песня без слов. Но все, кто ее слышал, вдруг поняли, что это самое совершенное, что только может быть в жизни. Музыка лилась из ниоткуда, очаровывала, затмевала сознание, заставляла беспрекословно повиноваться. И стражники повиновались.
Спустя всего несколько секунд ворота были открыты, а граница замка преодолена.
– Вот обязательно было про высочество говорить? – буркнул Кьяло, как только они выехали на дорогу.
– Так все равно забудут, – беспечно отмахнулась мавка. – И про наш отъезд забудут, и про разговор, если слышали.
– А Верба?
– Верба не забудет, я на нее маячков не ставила. Но это не проблема. Она, мне кажется, и так все знает. Я другого не пойму: вот ты бы свою лошадь мне отдал?
– Никогда в жизни. Жалко было бы бедную животинку. Разве что она изначально глухая была бы, потому что любую другую ты насмерть заболтаешь!
– Ах так? – нахмурилась Рисса. – Хочешь, чтоб я молчала? Хорошо, буду молчать! Долго и упорно, до самого Тангара.
– Не выдержишь! – хмыкнул парень.
– Выдержу!
– На что спорим, что не выдержишь?
Но мавка не ответила. Она уже начала молчать.
Глава 13
СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Следующие три дня я проторчала дома.
А все потому, что врач, которого Муллен пригласил, чтобы меня осмотреть, бодро наплел Хозяину что-то о сотрясении мозга, сломанных ребрах и опасности внутреннего кровотечения. Врал, конечно. С самого начала было понятно, что чем больше болезней он перечислит, тем плотнее будет набит кошелек, который ему достанется. Поэтому щедрый на диагнозы доктор ушел домой счастливый и богатый, прописав мне постельный режим и кучу всякой лекарственной гадости.
Гадость питьевую я без зазрения совести вылила в окно, гадостью мазеобразной запустила в кого-то из слуг, ворох бинтов зашвырнула в угол за ненадобностью… А потом пришел хмурый Хозяин и пригрозил привязать меня к кровати, если я сейчас же не угомонюсь.
Пришлось пообещать вести себя прилично.
Честно говоря, это было не так уж и сложно. У меня не было совершенно никого желания носиться по дому или тем паче выходить на улицу. Даже разговаривать ни с кем не хотелось. И, что самое странное, все это понимали. Поэтому желающие меня навестить появлялись обычно ночью и на цыпочках. Предполагалось, что я в это время сплю и ничего вокруг не замечаю. Не учли непрошеные гости одного – спать мне тоже не больно-то хотелось. Стоило поудобнее устроить голову на подушке и расслабиться, как перед глазами начинали появляться красочные образы. То разгромленный Таин, то пышущий огнем дракон, то какие-то нереальные эльфы с накладными ушами, то Флай с пробитой головой. Чаще всего, конечно, Флай.
Чувства, которые я испытывала при каждом таком «явлении», назвать добрыми невозможно было при всем желании. Были там и стыд, и жалость, и страх, и какая-то неясная, почти физическая боль. И, что самое страшное, до меня наконец-то начало доходить, что это навсегда. Совсем навсегда. Никакой смутной надежды, никакой слепой веры в чудо. И не увижу я его больше нигде, разве что в этих кошмарах на границе сна и яви.
Муллен меня даже на похороны не пустил. Официально – из-за проблем со здоровьем, а на самом деле – кто его знает. Может, боялся, что взбешенные родственники на клочки порвут. Я бы на их месте так и сделала.
Нермор меня, правда, рвать не собирался. Даже зашел проведать. Как и все, ночью и стараясь особо не шуметь. Постоял над кроватью, посопел, выдавил из себя: «Бедная девочка», – и понуро удалился. Я все это время благоразумно «проспала».
Пару раз забегала Тьяра. Встала в дверях, полюбовалась на мой точеный профиль в лунном свете и сбежала, пока ее не засекли за столь недостойным занятием.
Сквозь стенку заглянул призрак алленовской няни. Прозрачная старушка сначала повздыхала над моими синяками, потом почуяла, что я не сплю, обозвала симулянткой и испарилась.
Как минимум по одному разу отметились все слуги. Наверное, за неимением телевизора лицезрение побитой меня доставляло им непонятное эстетическое удовольствие. Подробностей о произошедшем они, естественно, не знали, но слухи по городу уже пошли, причем весьма разнообразные. Самая бредовая версия гласила, что Флая, пардон, залюбила до смерти всем известная госпожа Соланж Оре (так, оказывается, звали зеленоволосую никсу), а я попыталась его отбить, за что и пострадала. А самым популярным вариантом стал тот, согласно которому Нермор-младший пытался меня изнасиловать, а я активно сопротивлялась… и досопротивлялась!
Кажется, одна из служанок придерживалась именно этой гипотезы, потому что каждое свое появление она сопровождала скорбным вздохом и фразой: «Эх, такого парня загубила!» Однажды подобное постоянство ей наскучило, и упрек сменился на: «Эх, такому парню не дала». В девицу тут же полетел сапог, а я вдруг осознала, что не могу больше сидеть в четырех стенах. Тем более что чувствовала я себя непростительно хорошо.
Хозяина, который мог бы меня остановить, дома, к счастью, не оказалось. И я, наскоро умывшись и на всякий случай прикрыв уши заклинанием, выскользнула за дверь.
Пройти удалось ровно до ближайшего угла. Потом «кузина» Тьяроника, так некстати попавшаяся навстречу, обозвала меня дурой, подхватила под руку и потащила обратно.
– Ты себя в зеркале видела, чудище эльфийское?
– Нет, – созналась я. – А что, все так страшно?
– Скорее смешно! – «обрадовала» Тьяра, втаскивая меня в свою комнату и ставя перед фактом. В роли факта оказался большой платяной шкаф с зеркальными дверцами. И то, что я обнаружила в отражении, действительно выглядело весьма необычно. Мою академическую форму, конечно, постирали и кое-где даже зашили, но менее потертой и мятой она от этого не стала. Да и пятна крови не везде отошли. Рубашка выглядела так, будто ей до этого неделю мыли пол: воротник и манжеты обмахрились, часть пуговиц канула в небытие, а остальные были от разных комплектов. Вкупе с желтоватым, почти сошедшим синяком на щеке и ссадиной на лбу зрелище получалось душещипательное. Из серии «Подайте бедному эльфу, ветерану неначавшейся войны».