Страж неприступных гор - читать онлайн книгу. Автор: Феликс В. Крес cтр.№ 153

— Нет… нет, — выдавила она. — Еще нет! Князь… князь! — крикнула она.

— Моя дочь, госпожа. Где Ридарета?

Мольдорн пытался вернуться. Она остановила его уже дважды, сама не зная как.

Но она не могла удерживать его до бесконечности.

— Она… ее здесь нет. Он сейчас вернется! Быстрее… — бормотала она. — Он может вернуться в любой момент. Заберите меня отсюда. Я все расскажу, но… Заберите меня отсюда, ну же! Заберите!

У нее началась истерика.

Она не сумела в третий раз остановить посланника. Может, ей это даже бы удалось, но при виде неожиданной помощи ее покинули остатки сил. Одиноко скорчившись на полу пыточного зала, она слышала приглушенные удары, но не догадывалась об их значении, думая, что это муж зовет ее, ударяя чем-то о стену, может, лишь приободряет, говоря: «Я здесь! Кеса, я жду!»

Но он не ждал. Мужчины вообще не умели ждать столь долго и упорно, как женщины.

Мольдорн вернулся — и оказался среди четырех мужчин, один из которых перепугался и сразу же сделал то, что умел лучше всего: убил. Могущественный математик Шерни появился ниоткуда — и с разрубленным ударом гвардейского меча виском сразу же начал оседать на пол, поскольку ноги уже его не слушались. Алебардщик королевы был воином, так что не стал раздумывать и лишь добавил, окончательно развалив мозг, который мог в мгновение ока заставить затянуться любую рану — но при условии, что он действовал.

Но мозг уже не действовал, ибо вытекал из черепа. Кесу стошнило.

Солдат посмотрел на окровавленный меч, не будучи вполне уверен, что поступил правильно… Наклонившись, он вытер оружие краем невзрачного бурого плаща.

Они не столько понесли, сколько поволокли Кесу по коридору. Она не позволила забрать грязный сверток, который обеими руками прижимала к животу. Увидев в свете факела, который держал солдат, плоды трудов над ее неприступной преградой, она безумно захохотала.

— Шернь… — выдавила она. — Посланники… Обычная дыра в стене…

Если уж через отверстие пролезли Готах и Раладан, то уж тем более это могла сделать стройная Кеса. Однако сперва нужно было убедить ее отдать сверток. Она лишь качала головой — нет и нет. Раладан резким движением выхватил у нее поклажу и подал в дыру. Взвыв, посланница вырвалась и бросилась головой вперед, едва попав в неровное отверстие. Ее скорее протолкнули и вытащили, чем она прошла сама. Получив назад свое сокровище, она, пошатываясь, взбежала по лестнице словно безумная, зовя Раладана.

— Иди, господин, — взволнованно сказал посланник. — Она что-то знает о твоей дочери… Иди!

Раладан пробрался через дыру с помощью других, так же как и Кеса.

Чернота ночи сменилась грязно-серым рассветом. Недалеко от верха лестницы двое солдат пытались успокоить бьющуюся в истерике женщину. Третий держал факел. Она увидела Раладана.

— Возьми! Свет! — крикнула она. — А вы идите, идите отсюда!

Солдаты переглянулись. Раладан взял факел и жестом отослал их. Кеса сунула ему в руку смятый надорванный листок.

— Читай, — сказала она. — Это от нее.

Неловко, одной рукой, поскольку в другой держал факел, Раладан пытался расправить письмо. Он узнал почерк Ридареты; он всегда считал, что она умеет прекрасно писать, как настоящая княжна… И это было правдой. Воспитанная в хорошем доме девушка научилась искусству каллиграфии.

У него дрожали пальцы.

— Я не смогу… Прочитай мне, госпожа.

— Я уже читала, — сдавленно сказала она. — Не знаю, сумею ли еще раз…

Размазывая по щекам слезы, она начала:

— «Раладан, Китар… Я сплю. Скажите ребятам, чтобы не называли корабль „Слепая Риди“, ибо я вернусь и снова буду ходить по морям… Через четыре года. Я пишу это и не знаю, вернется ли за мной Кеса. Ее слишком долго нет…»

Посланница поднесла руку ко рту и замолчала, прикусив костяшки пальцев.

— «Если она не вернется, — помолчав, продолжила она, — то вы не получите этого письма. Тогда все уже не имеет значения. Риолата не злая, она просто… Я хотела с ней так, как вы со мной: познакомиться и понять, только не вблизи, осторожно. Я зря на вас кричала, поскольку сама делала то же самое. Но теперь кое-что стало для меня крайне важно, и я подошла к Риолате как можно ближе. Я многое узнала, и мы поняли друг друга. Через четыре года я уже буду юной девушкой, а она меня разбудит, и у вас снова будет ваша Рида, а у меня — вы. Риолата и я — теперь одно целое, она хранит мою память, недостатки, даже достоинства, если таковые есть… Всю меня. Когда я проснусь, я буду такая же, как сейчас, только немного умнее. Я люблю вас и не могу дождаться, когда… Я люблю вас. И кое-кого еще, но… Нет, ничего. Ридарета. Лишь бы только Кеса вернулась».

Посланница закончила и глубоко вздохнула.

— Держи ее, — сказала она, отдавая бесформенный сверток. — Она еще совсем маленькая. Будешь ее ждать? Ибо я буду.

Трясущимися руками Раладан отвернул угол окровавленной тряпки. Из-под него выглянула крошечная головка новорожденного — девочки, которой в будущем предстояло стать матерью своей сестры-близнеца, маленькой Алиды; та, однако, получила от кого-то настоящую жизнь вместо красной силы.

Но об этом знала только Кеса. И только она могла понять.

С деревьев медленно падали последние пожелтевшие листья.

Две свободно спутанные лошади не столько паслись, сколько прогуливались на краю увядшего луга возле леса.

Конец золотой дартанской осени был сухим и теплым. На земле, опершись спиной о ствол клена, сидел бородатый лысеющий мужчина, лениво жуя краешек желтого листика.

Некрасивая девушка в одежде для езды верхом, с маленькой серебряной подвеской на шее, не отводила взгляда от лица господина.

— Мне очень хотелось все это кому-то рассказать, — помолчав, сказал он. — Как следует и по порядку… Похоже, немного не получилось.

— Получилось, — очень серьезно ответила она. — Но…

— Смелее, Сема. Это никакие не тайны, во всяком случае не здесь, поскольку не поедешь же ты на Агары, чтобы рассказать их князю, что у него есть внучка? Я не сказал ничего такого, о чем не могла бы знать моя решительная телохранительница.

— Госпожа не будет сердиться?

— Госпожа оторвет мне голову, если я стану чаще выбираться на прогулки с невольницей, чем с ней… Но за то, о чем я говорю? Нет, она не будет сердиться. Разговор — это… внешнее проявление мыслей. Она сама так сказала, я просто запомнил.

— Но я… я думала, что вы не убьете того посланника.

Готах задумчиво покачал головой и вздохнул.

— Самое грустное, Сема, что тот человек… которого, однако, не следует опрометчиво осуждать, поскольку кое в чем он был, пожалуй, прав… Самое грустное то, что он, собственно, убил себя сам.